Но  свободно,  без  жеманства, приняла  приглашение  зайти  в  его
комнатку.
Сентябрь в Корее, как и в Приморье - золотая пора. Воздух к вечеру
прогревался  и,  не дуй легкий ветерок, было бы невыносимо  душно.
Окно  было открыто, да и отсутствие потолка под крышей значительно
увеличивало  объем  помещения. Ивашников угостил  девушку  чаем  с
бисквитами,  и  они немного поболтали о погодах, появившихся  близ
Сеула тиграх и она рассказала ему о символике аранжировки букетов.
Нужно было приступать к делу, но они робели.
Она  оказалась  отважней.  - Отец уехал  в  Гензан,  пробудет  там
неделю, и я взяла отчеты по месяцам за этот год.
У  Ивашникова уже была копия сводного отчета о доходах от  таможни
за  последний  год работы Мёллендорфа. При увеличении грузооборота
порта  почти в пять раз, в основном за счет японских судов, доходы
от таможни в казну почти не увеличились.
Де-кун   огорчилась  так,  что  едва  не  расплакалась.  Ивашников
посочувствовал ей и не знал, как утешить.
- Это мистер Броун заставляет отца составлять неправильные отчеты,
- кусая губы и запинаясь, произнесла она.
Он  не  мог  найти  верный  тон, чувствовал,  что  все  его  слова
opngbsw`r фальшиво, и принялся опять угощать ее чаем, но она  едва
отхлебнула глоток и стала прощаться.
Ивашников  проводил ее до кордегардии и смотрел, как  она  шла  по
улице  -  сгорбившись, неуверенной, шаткой походкой.  Это  заметил
даже  Корн  и отреагировал в своей обычной манере, -  Le  vin  est
tiro... 
Уже  чуть ли не месяц Ивашников одевал в свободное от службы время
белую  корейскую  рубаху, белые штаны, широкополую  из  навощенных
ниток  шляпу, башмаки из рисовой соломы на соломенной же  подошве,
очень  неудобные,  кстати  говоря, и отправлялся  через  маленькую
калитку  в задней стене ограды миссии на прогулки по городу,  чаще
всего   на   базар.  Сперва  его  маскарад  мало  кого  вводил   в
заблуждение,  но  недели через две он уже мог  появляться  в  этом
сравнительно большом - за двести тысяч жителей - городе без  риска
быть  принятым  за  европейца. Да и в зеркале он видел  заурядного
корейца  с  желтой  кожей лица, азиатским разрезом  глаз,  черными
волосами...  Даже  поведение  его в  корейской  одежде  на  улице,
подражая аборигенам, становилась испуганно-подобострастным,  и  не
только  перед  американскими или японскими военными,  но  и  перед
корейскими чиновниками-янбанями. Случилось так, что возвращаясь  к
миссии,  Ивашников  однажды разминулся  с  Олегом  Николаевичем  и
остался не узнанным. Как он возрадовался - спасу нет.
Правда, на следующий день поручик Минаев кивнул ему, - неплохо, но
Ивашников не понял, к чему это относится.
С  Ким Де-кун он встречался еще дважды. Один раз в Сеуле, а другой
-  в  Чемульпо. В Сеуле они бродили по улицам, поднимались на гору
Нянзам  и болтали о мелочах - погоде, природе, русских и корейских
обычаях.  Она  рассказала Ивашникову о том, что заботит  корейскую
молодежь,  о  своих  планах на будущее -  она  собиралась  поехать
учиться  в  Японию или даже, может быть, в Америку, но  это  столь
трудно,  как жаль, что она не мужчина. Де-кун рассказала о  резком
росте национального самосознания у молодежи, увеличении количества
отрядов  инсургентов  в  горах,  частых  их  стычках  с  армией  и
нападениях  на иностранцев. Инсургенты, большей часть "тонгаки"  -
прозелиты  религиозной  секты, одной из  ересей  буддизма.  У  них
крепкие   связи  с  подобным  движением  в  Китае,   а   китайские
националисты объединены в секту "Да-цюань - Большой кулак" или "И-
хэ-цюань - Большой кулак во имя справедливости и гармонии" и имеют
поддержку даже во дворце богдыхана.
Ивашникову  показалось,  что  между  ними  установилось  сердечное
согласие;  прощались  они,  во  всяком  случае,  грустно  и  очень
неохотно. Да и потом, не будь он столь загружен по службе,  каждый
бы  день  ездил  в Чемульпо повидаться с Ким Де-кун.  Она  хорошая
девочка.

Они  сидели у Олега Николаевича, потягивали легкое вино и делились
своими наблюдениями о поведении американцев и японцев в Сеуле.
-  Многие богатые корейцы, - отметил Минаев, - хотя откуда им быть
богатыми, местные янбани не дают им времени разбогатеть,  обдирают
как  липок,  так  вот,  они  стремятся вкладывать  свои  деньги  в
японские  компании на подставных лиц, с согласия японцев, конечно.
По  самым скромным подсчетам, японцев здесь не менее семи тысяч  и
владеют они до восьмидесяти процентов промышленности и почти  всей
торговлей.   Ничего  серьезного,  естественного,   так,   керосин,
бумажные  ткани,  иголки, анилиновые краски. Но  они  экономически
привязываю  к  себе корейцев. Торговые связи рвутся нелегко,  люди
консервативны...  Сейчас японцы столкнулись с американской  фирмой
"Морс  энд  Таунсенд компани" за подряд на строительство  железной
dnpnch  Сеул  -  Чемульпо. Эти восемьдесят ли - два  корейских  ли
составляют  одну нашу версту - не бог весть какое  расстояние,  но
при  нынешнем состоянии корейских дорог подрядчик будет  диктовать
свои условия.
Кроме сухопутной дороги, от Чемульпо до Сеула можно было подняться
по реке до Мину, пригорода Сеула, расстояние порядка ста верст,  и
от Мину до собственно Сеула - это четыре с половиной версты крайне
разбитой дороги. Понятно было оживленное торжище вокруг подряда на
железную дорогу.
-   Вызывает   беспокойство  настойчивое  стремление   японцев   и
американцев  экономически поработить Корею, которой наши  денежные
мешки и правящие круги отводят в будущем жалкую роль колонии.  Это
в  лучшем  случае, не то пропадут они как инородцы  в  Приамурском
крае.
-  Кстати, Иван Иванович, - Минаев подметил, что Ивашникову весьма
льстило,  когда его так называют: не по званию, очень уж крохотным
оно  было,  а  именно  по  имени-отчеству; и  иногда  пользовался,
уверенный,  что  доверительная  его  просьба  будет  выполнена   с
максимальным рвением, даже большим, нежели официальный  приказ,  -
Вы приметили, что Бринер и Мёллендорф изрядно задержались в Сеуле,