Вечером  в  общей гостиной появились господа Покотилов,  Бринер  и
Мёллендорф,  изрядно навеселе, обмывали, если правильно  Ивашников
понял  их  реплики,  у посланника сделку. Все трое  были  оживлены
сверх  меры,  щедры и разговорчивы. Бринер велел  принести  дюжину
шампанского и просил присутствующих выпить за его удачу. Потом  он
пустился  в  воспоминания,  а Мёллендорф,  хорошо  понимавший  по-
русски,  но  говорить не осмеливавшийся, так как  путал  падежи  и
склонения, чем вызывал если и не смех, то улыбки слушателей, кивал
и повторял так, так, так...
- Впервые побывал я в Корее в восемьдесят третьем году. В Чемульпо
на  том  месте, где сейчас стоит здание таможни, тогда  размещался
форт  из шестнадцати пушек, да в деревянном балагане жили служащие
таможни   и  прочие  европейцы.  Таможня  находилась  в  маленькой
корейской фанзе, а порт Чемульпо представлял собою скорее какой-то
лагерь  хищников-золотопромышленников,  типа  клондайкского,   чем
единственный открытый для европейцев порт Кореи. Почему я сказал -
хищников-золотопромышленников? Да потому,  что  наводнившие  тогда
Корею  европейцы  думали,  что  золота  здесь  -  куры  не  клюют.
Некоторые   служащие   таможни  открыто   заявляли,   что   твердо
рассчитывают разбогатеть за счет глупости корейцев. Еще свежа была
в  памяти  экспедиция  за "золотым руном", предпринятая  греческим
монахом-расстригой в конце семидесятых. Организовал он ее  неплохо
-  зафрахтовал  пароход, набрал и вооружил  шайку  разбойников  из
разных   представителей  "босой  команды"  европейцев   азиатского
Дальнего Востока. Целью этой экспедиции был поиск сокровищ древних
королей Кореи. Монах-расстрига утверждал, что знает из достоверных
источников,  что  в  старые  времена королей  хоронили  в  золотых
гробах,  наполненных  драгоценными  камнями.  Эта  экспедиция   за
"золотым  руном"  окончилась, как и следовало ожидать,  бесславно.
Захоронений  они  не нашли и, обнищав окончательно,  после  целого
ряда  стычек с местным населением ухитрились утащить у них  одного
теленка,  пару  коз, да дюжину куриц. Потом в Пхеньяне  они  взяли
немного плохонького угля и с позором вернулись в Шанхай.
При  упоминании о сокровищах глаза у слушателей разгорелись, и они
о  древних  гробницах наслышаны были немало, и  все  переместились
потеснее к Бринеру. Он это заметил и, явно насмешничая, продолжил,
- Тогда же в Корею прибыли американские искатели сокровищ. По реке
Дай-тунг они поднялись до самого Пхеньяна - это около сорока  миль
от  моря.  Корейцы  по  натуре  люди довольно  гостеприимные,  они
обрадовались пришельцам и привезли на судно множество овощей,  кур
и  яиц.  Важно  отметить, что все привезшие гостинцы корейцы  были
безоружны  и, конечно же, не имели плохих намерений. Все  было  бы
хорошо, да американцы искали любой предлог для конфликта; вот  они
и объявили, что подверглись насилию от незаконно залезших к ним на
борт  людей,  и  задержали прибывшего к  ним  в  гости  корейского
мандарина  как  заложника. Кстати, вы знаете, почему  китайских  и
корейских  чиновников называют мандаринами? Как  вы  заметили,  на
этот  фрукт  они не похожи и скорее имеют отталкивающий  вид.  Это
название  пошло от португальского глагола "мандар",  что  означает
"управлять", а португальцы первыми из европейцев начали  осваивать
эту  часть  света.  Так  вот, взятый в  плен  мандарин  испугался,
корейцы    на   берегу   напугались,   они   решили,    что    это
рабовладельческое  судно,  а американские  "десперадо"  вели  себя
крайне  воинственно. Надо сказать, что в Пхеньяне приливы и отливы
почти  такие же, как и в Чемульпо, и когда начинается отлив, судно
может  оказаться на мели. Что и случилось. Мандарин воспользовался
паникой, прыгнул в воду и уплыл. На берегу он собрал большую толпу
корейцев,  рассказал им про ужасное с собой обращение на  корабле,
может  быть даже и наговорил, что его хотели убить. Ночью  корейцы
qbg`kh  лодки и шаланды, нагрузили их сеном и хворостом,  подожгли
и  пустили  эти брандеры по течению. С огнем американцы справиться
не  смогли,  попрыгали  в  воду и частью утонули,  а  частью  были
перебиты. Словом, они сами были виноваты в своей судьбе.
Слушатели сконфуженно посмеялись.
- А годом ранее в Корею прибыл господин Мёллендорф. Фон Мёллендорф
кивал, - так, так, так...
- Он завел новую государственную машину - таможню, и на славу. Все
прибывающие товары досматривались, оценивались, очищались, так же,
как  и  на  любой  другой таможне мира. Только одно обстоятельство
всегда  порождало конфликты и недоразумения - нахальство китайцев,
начиная  от  китайского консула в Чемульпо и кончая  самым  бедным
кули.  Часто  бывали  случаи,  когда  китайский  консул  получает,
например,  из  Шанхая  ящик  опия  или  партию  шелка.  Таможенный
досмотрщик арестовывает контрабанду, а консул бежит на таможню,  в
пух  и  прах  разносит  комиссара и  заставляет  китайских  солдат
принести этот груз к нему в консульство. Или простой кули добывает
через  консульского  привратника  визитную  карточку  консула   и,
прикрываясь ею, провозит контрабандой опий, женьшень или шелк.
Дальше Ивашников слушать не стал и ушел спать.

Часам к пяти Ивашников вернулся с прогулки, почистил Аметиста, дай
ему  кусочек сахару и, пока он грыз, кося на него лиловым  глазом,
тихонечко  разговаривал с конем. Так, ни о чем.  Говорил,  что  он
хорошо себя сегодня вел, не горячился, и выглядит прекрасно, когда
в денник заглянул поручик Корн, сегодня дежурный офицер по миссии.
-  Идите,  прапорщик, вас ожидает дама, - и он  игриво  подмигнул,
щелкнул пальцами, - кореечка, но fante de mieux. 
Ивашников скорчил самую свирепую гримасу, на которую был способен,
и Корн ретировался, - Chaeun a son gout. 
Но Ивашников уже взял себя в руки.
Ким  Де-кун  ждала  его  у  бассейна, бросая  крошки  декоративным
рыбкам, устроившим толкотню за подачкой.
Поздоровались они несколько натянуто. Ивашников был ей очень рад и
стеснялся это показать, а она, видимо, приняла его сдержанность за
более чем безразличие.