большинстве своем экзальтированные молодые люди в нарядной богатой
одежде. Отдельной кучкой держались члены английской, французской и
американской  миссий  и  священники-миссионеры.  Наш  и   японский
посланники   не   присутствовали,   обнаружив,   таким    образом,
поляризацию  интересов.  Молодые люди громко скандировали  лозунги
независимости   Кореи,   распевали   гимны   "Корея"   и    "Песнь
независимости", кричали о будущем процветании и борьбе с  засильем
иностранцев.   Потом   на   возвышение   вскарабкался    посланник
Североамериканских  соединенных штатов господин  Силл  и  принялся
через  переводчика  обещать  широкую поддержку  Корее,  а  за  ним
поочередно  сулили  бескорыстную помощь английский  и  французский
посланники.
Ивашников  слушал восклицания, смех, шутки, читал на лицах  резкую
смену   настроений  -  от  одобрительно-восторженного  до   резко-
враждебного,  и почувствовал, что молодежь осторожно подогревается
для  нападения на русскую миссию, чтобы "освободить нашего бедного
короля".  Выбравшись из толпы, он поспешил в  миссию,  где  его  с
нетерпением ждали. Внимательно выслушав, полковник Путята приказал
тот час седлать коня и мчаться в Чемульпо за подмогой.

Мимо синих корейских палаток со спящими внутри на красных бумажных
одеялах  солдатами  и  в беспорядке валяющимися   перед  палатками
ружьями  Ремингтона, мимо низких фанз с голубыми и желтыми дымками
над  трубами, мимо каменных оград, по тесным улочкам,  через  юго-
западные ворота по дороге на Чемульпо скакал Ивашников на  вороном
своем  Аметисте,  страшась  опоздать, не успеть привести  подмогу,
обнаружить   разгромленной  миссию  и  убитыми  своих   товарищей.
Бредущие  навстречу  корейцы с изумлением  смотрели  на  скачущего
галопом русского офицера и поспешно уступали ему дорогу.
Эти  двадцать  верст до реки Ивашников проскакал единым  духом.  И
здесь  он  не  стал ждать всегда забиваемую под  завязку  с  вечно
недовольным крикливым паромщиком маленькую медлительную шаланду, а
пересек  реку  на  перекате  выше по течению,  промочив  брюки.  У
гостиницы,  содержавшейся  японцем,  он  спрыгнул  с  коня,  велел
подошедшему  слуге-корейцу  задать коню  меру  овса  и  сам  решил
перекусить  и  отдохнуть  немного. Предстоял  последний  бросок  к
Чемульпо и коню нужен был отдых. Обеденный зал справа от входа был
отведен  европейцам и меблирован по европейски: столы,  деревянные
стулья  с  высокими спинками, на столах белые скатерти,  салфетки,
фарфоровая  посуда и мельхиоровые приборы. Ивашников сел  к  столу
anjnl  и  сделал  заказ официанту. Входя в гостиницу,  он  заметил
острый взгляд, брошенный в его сторону хозяином, стоявшим у окна и
разговаривавшим с низеньким плотным корейцем, но не  придал  этому
особого  значения. Минут через пять Ивашников услышал  беспокойное
ржание  своего  Аметиста и какую-то возню  у  входа  в  гостиницу.
Выскакивая  во  двор,  он  сбил  с  ног  плотного  корейца,   явно
пытавшегося  его задержать, заступив дорогу в дверях. Другие  двое
корейцев  в  рваной и грязной одежде и обкорнанных на новый  манер
волосяных  шляпах пытались увести Аметиста, но  тот  дико  ржал  и
норовил прижать их боком к коновязи.
-  Прочь,  канальи, - рассвирепев и памятуя урок поручика Минаева,
Ивашников  выхватил из кобуры револьвер и выстрелил в небо.  Дверь
сзади  хлопнула, и боковым зрением он увидел, что сбитый им кореец
уже  заносит  над  ним  железную кочергу. Инстинктивно,  последним
усилием  качнулся Ивашников вправо и почувствовал  резкую  боль  в
левой  ключице.  Не  сдерживаясь, от  души  ударил  он  тяжеленной
рукояткой  револьвера  по  голове  противника  и  уже  решил  было
стрелять   в  нападавших  на   Аметиста,  но  те  трезво   оценили
обстановку и, испуганно подвывая, разбегались в разные стороны.
Выскочивший на выстрел хозяин беспрестанно кланялся и  повторял  -
тонгаки, тонгаки, тонгаки...
Галопом,  держа узду в левой, а револьвер в правой руке, задыхаясь
от  боли, злости, нехватки воздуха, проскакал Ивашников оставшийся
путь  до  моря,  увидел гавань и городишко  Чемульпо  и   принялся
отыскивать стоявшую на рейде канонерскую лодку "Кореец". Он ужасно
обрадовался  знакомому силуэту и, дав Аметисту  волю,  пустил  его
вскачь.  По дороге, через лощины и гривки сопок,  спустился  он  к
бухте  и сразу увидел стоявшую у берега шлюпку с "Корейца".  Из-за
высоких  отливов пароходы не подходили здесь близко  к  берегу,  и
сообщение  с  ними производилось специально выделяемыми  шлюпками.
Моряки  уже  знали  его  в лицо и тот час  доставили  на  корабль.
Командир   корабля   капитан  2-го  ранга  Линдстрем   внимательно
выслушал,  сыграл  боевую   тревогу и, выстроив  экипаж,  назначил
восемьдесят  нижних чинов и двух офицеров, почти  весь  экипаж,  в
немедленный  поход  в Сеул. Взяв одну горную  мортиру  и  добыв  в
течении  трех часов при помощи нашего торгового агента в  Чемульпо
пятьдесят лошадей и два десятка повозок, они уже затемно выступили
в  поход.  Рано  утром  вошли они в город, произведя  переполох  и
вызвав  ужас  жителей,  что  явно  читалось  на  лицах  встречных.
Нападения  на  миссию не состоялось, король же,  уверовав  в  силу
русских,  велел  арестовать  всех,  кого  он  считал  сторонниками
японцев.

Как  вы  помните,  надеюсь, король Кочжон занимал правую  половину
главного   здания   русской   дипломатической   миссии,    недавно
выстроенного  большого прекрасного дома. Хотя  русские  солдаты  и
несли   охрану   миссии,   но,   естественно,   не   имели   права
препятствовать  аккредитованным  в  Сеуле  иностранным  дипломатам
наносить  визиты королю и его министрам, большей частью жившим  на
половине  короля. Надо сказать, что днями в миссии и рядом  с  ней
болталось громадное количество всякого рода придворных  и  слуг  -
евнухи,  министры,  военачальники,  слуги,  прислуга  министров  и
чиновников,  зеленщики,  истопники,  кухарки,  конюхи,  носильщики
разукрашенных  деревянных паланкинов, вне  которых  придворные  не
смели,  согласно  этикета,  показываться  на  улицах.  И  все  это
создавало  изрядную толчею, гомон и суету на территории  миссии  и
лишало  ее  респектабельной  тишины и  спокойствия  уютных  миссий
американцев  и  японцев.  Так  вот,  когда  иностранные  дипломаты
подъезжали  к  увенчанным  российским  двуглавым  орлом   каменным
воротам  миссии,  охрана  застывала во фрунт,  а  дежурный  офицер