m`jpemhk`q|.  Едва  не потеряв равновесие на  своем  шестке,  Корн
покачнулся  и,  коротко взмахнув, ударил рикшу  по  спине  стеком,
видимо  больно,  потому что рикша, не ожидавший  удара,  схватился
рукой  за правую лопатку, выпустив оглобли коляски из подмышек.  И
сахиб  Корн полетел спиной в грязь. Ивашникову лишь казалось,  что
все  на  улице заняты своими делами и не обращают на них  никакого
внимания. Многочисленные мужчины, женщины и дети мигом сбежались и
подняли  дикий гвалт, в котором отдельные слова были  неразличимы,
но явственно чувствовалась интонация ненависти.
Без  фуражки,  с мокрой спиной и комьями грязи в светлых  волосах,
испуганный,  с  выражением ужаса и беспомощности в  глазах,  стоял
Корн, и над ним уже нависали кулаки.
-  Стойте,  стойте,  -  закричал Ивашников по-корейски  и  кинулся
защитить, даже  не Корна, а мундир русского офицера. Он ткнулся во
враждебную  стену  спин,  а  с  противоположной  стороны,   что-то
гортанно  выкрикивая,  к Корну пробивался японский  полицейский  с
белым  значком шестнадцатилепестковой императорской хризантемы  на
фуражке.  Японца боялись и мигом перед ним расступились. Выражение
лица  Корна  стало приобретать уверенность, спина разогнулась,  но
тут полицейский крепко ухватил его за рукав и бесцеремонно потащил
к  недалекому  полицейскому участку. И поручик  Корн  опять  сник.
Ивашников заступил им дорогу, но полицейский отстранил его и,  как
мать  провинившегося мальчишку, потащил Корна за собой. К нему  на
подмогу   спешил  еще  один  полицейский  и,  не   устраивать   же
международный инцидент, пришлось пройти с ними в участок.
Поручик   Корн  оправдательно  лепетал  по-французски,   Ивашников
пытался  объясниться по-корейски, японцы-полицейские  молчали  по-
японски,  и  тут  прибыл  бог-спаситель в лице  японского  консула
господина  Като,  как он сам представился им по-русски  почти  без
акцента.
Господин  Като  вежливо  побеседовал  с  "представителями  великой
соседней империи", как он учтиво выразился, не торопясь рассказал,
что  пять  лет  провел  в России, путешествовал  по  Волге,  Дону,
Черному  морю,  настойчиво рекомендовал  до  парохода  и  носа  не
высовывать  на  улицу и пообещал, чтобы не было  скучно,  прислать
ящик пива. Пришлось проглотить.
-  Вы  же, - обратился он к Корну, - обладаете характером  слабым,
легко  возбудимым,  но  столь  же быстро  и  теряете  уверенность.
Поэтому впредь тщательно обдумывайте каждый свой поступок. Не зная
броду,  не  суйся  в воду, - закончил он, приветливо  улыбнулся  и
проводил до дверей.
В сопровождении уже трех полицейских, один впереди и два по бокам,
чтобы  никто  не  обидел русских офицеров, как  объяснил  господин
Като,  были они препровождены в дом Шевелева и два дня до парохода
просидели каждый в своей комнате.
Часто  вспоминал этот конфуз Ивашников, пытался читать, но  ничего
на  получалось; овладеть собой не мог, ничего на лезло  в  голову,
очень уж он переживал. Что думал поручик Корн он не знал, но уже в
пути тот попросил не сообщать в миссии о происшествии.
Ивашников отвел глаза, - Вы старший, вам и докладывать.


Слева  от  русской  миссии  расположился Дипломатический  клуб,  в
котором  по субботам собирались практически все европейцы, живущие
либо наведывающиеся в Сеул. Атмосфера клуба была самой свободной -
разноцветные  наклейки  на  бутылках в  баре,  постоянно  звучащий
фонограф,  исполняющий модные в ту пору вальсы Штрауса,  карточные
столики,  курительные комнаты с просторными  креслами  и  широкими
диванами,  все это располагало к отдыху, завязыванию  знакомств  и
вольному,  свободному общению. Да и собеседников здесь можно  было
bqrperhr|  весьма интересных. И, что немаловажно, попрактиковаться
в  языках.  Речь в клубе звучала самая разнообразная, более  того,
можно   было   неплохо   освоить  и  лингвистические   особенности
валлийцев,  шотландцев,  провансальцев,  нормандцев,  лотарингцев,
пруссаков   и   мекленбуржцев;  здесь  соседствовали  классический
оксфордский, шутливая скороговорка лондонского кокни, нью-йоркский
инглиш  с  богатыми анклавами певучего итальянского, живого  идиш,
чеканного испанского и резкого немецкого.
Дипломаты  высокого ранга - посланники, пожилые  и,  как  правило,
обремененные семьями, редко посещали клуб, но молодежь  собиралась
часто,  и  занятия  в  клубе  находили по  интересам.  Приверженцы
карточной   игры   садились  за  зеленые   ломберные   столики   и
обменивались лишь им понятными репликами, бильярдисты окружали два
больших  бильярда и здесь звучали резкие сухие щелчки  ударяющихся
шаров,  любители острых вкусовых ощущений собирались  в  баре,   а
чаще  в  левой  курительной комнате, куда бой  приносил  поднос  с
разноцветными бутылками и вазочкой льда; курили, смаковали напитки
или их смеси и живо обсуждали события в мире.
Ивашников  не  был частым гостем в клубе; ему была  поручена,  как
коренному  дальневосточнику, что ассоциировалось в  предоставлении
начальства с таёжником, охотником и следопытом, оборона миссии  от
тигров!
Вот так-так, воскликнет любой читатель. Что за бездна экзотики. Да
и  правда ли это - едва ли не в центре столицы государства и вдруг
-  оборона от тигров? И, тем не менее, - факт. После начала японо-
китайской  войны  сельское  население  страны,  страшась   военных
действий,  не  приступало  к  полевым  работам  и,  собрав   очень
маленький урожай, испытывало такую нужду, что люди мерли как мухи.
В  стране  царили  голод и болезни, множество  людей  сбежались  в
столицу,  надеясь покормиться здесь, но королевские  закрома  были
пусты,  а  раздаваемые  миссионерами  бесплатные  обеды  не  могли
утолить  голод  всех страждущих. По корейскому  обычаю  покойников
хоронят  только через несколько месяцев после смерти. А до похорон
их  оборачивают  соломенными матами к ставят  вдоль  полей,  часто
неподалеку  от  дома.  Голодные собаки и дикие  звери  обгладывает
покойников, а тигры, те вообще стали нападать на стоящие  на  краю
деревень  дома  и поедать живых людей. В эту голодную  зиму  тигры
повадились и в столицу, так что приходилось выставлять вооруженную
охрану для защиты миссии от полосатых хищников.
Тигра  Ивашников пока ни одного не убил, даже и не видел,  но  уже