представляется понятием либо пустым (раз уж большинство  людей  нарушает  ее
аксиомы), либо наделенным содержанием вопреки аксиомам - и тогда оно  лишено
эмпирического коррелята.
   Таким образом, экспериментальные данные бросают конвенционально  принятым
представлениям сущностный вызов: коль скоро под "рациональностью" понимается
нечто, так или иначе надо это нечто определить;  а  дать  удовлетворительное
определение,  оставаясь   всецело   в   рамках   формально-описательного   и
дедуктивного дискурса, видимо, невозможно.  Чтобы  решить  проблему,  нельзя
довольствоваться  описаниями   -   требуется   объяснение,   т.е.   реальное
определение рациональности (слово "реальный" понимается  в  смысле,  который
восходит к Лейбницу: определение  должно  задавать  интенсиональные  условия
того, что возможность его осуществления перерастет в  необходимость).  Иными
словами - и в соответствии с принципами методологического фальсификационизма
- условием  превращения  рационального  поведения  в  нерациональное  должно
служить неосуществление некоторого критерия или  признака.  Симптоматично  в
этой  связи,  что  большинство  экспериментов  по  индивидуальному  принятию
решений построены по "интенсиональному" принципу: они  тестируют  не  выводы
теории, а аксиомы выбора.
   Резюмируя вышесказанное, можно утверждать,  что  эксперимент  оказывается
чем-то большим, нежели просто тестом теории - он есть процесс, включающий  в
себя, с одной стороны, изменение представлений  исследователей  о  свойствах
изучаемого мира; с другой - непрерывное порождение  стимулов  для  уточнения
известных и предсказания новых свойств. Таким образом,  на  настоящем  этапе
развития науки экономический эксперимент - это не просто  проверка  выводов;
он есть положительная эвристика (Лакатос, op.cit.) научного творчества, ключ
к прогрессивным сдвигам в науке, которые  возможны  только  благодаря  более
точным представлениям  об  объектах  исследования  и  лучшему  пониманию  их
внутреннего строения.
   Все сказанное выше относится к экспериментам в аудитории -  направленным,
запрограммированным, в значительной степени искусственным. Другой, не  менее
примечательный   шанс   дарит   нам   сама   жизнь:   огромное   поле    для
экспериментальной  проверки  экономической  теории   предоставляет   текущая
российская действительность. Уникальное сочетание неустойчивых правил игры с
формальными институтами развитой рыночной экономики создает множество вполне
реальных ситуаций,  позволяющих  тестировать  и  формулировать  предсказания
теории.  Сама  экономическая  реальность  России  содержит  в   себе   заряд
положительной эвристики, - дело лишь за тем, чтобы верно ее распознать.
   III. Эксперимент и интерпретация.
   В  качестве   иллюстрации   изложенных   положений   приведем   некоторые
результаты,  которые  были  получены  в  ходе  экономических  экспериментов,
проведенных автором в МГУ весной этого года. В числе прочих  испытуемым  (70
студентам  1  курса  экономического  факультета)  был  предложен   следующий
вопрос10:
   Ниже приводятся три лотереи. 1) Упорядочите эти три  лотереи  по  степени
предпочтения  (т.е.  поставьте  цифру  1  слева  от  той  лотереи,   которая
представляется  Вам  самой  привлекательной,  2  -  следующей   по   степени
привлекательности, 3 - наименее привлекательной:
   ___А: $100 с вероятностью 0.8 (80%) -$10 (т.е. потеря $10) с вероятностью
0.2 (20%)
   ___В: $150 с вероятностью 0.33 $75 с вероятностью 0.34 0  с  вероятностью
0.33
   ___С: $200 с вероятностью 0.2 $150 с вероятностью 0.2 $100 с вероятностью
0.2 $50 с вероятностью 0.2 0 с вероятностью 0.2
   2) Проранжируйте эти три  лотереи  по  степени  риска,  т.е.  напишите  в
таблице после цифры 1 ту из них,  которая  Вам  кажется  самой  рискованной,
после цифры 2 - следующую по степени риска, после 3 - наименее рисковую:
   1 -_________
   2-__________
   3-__________
   Первый начальный, второй центральный  моменты  и  стандартное  отклонение
лотерей равны Е=78, V=1936, (=44; Е=75, V=3712,5,  (=60.93;  Е=100,  V=5000,
(=70.71,  соответственно.  Таким  образом,  рисковость  лотерей  в  терминах
дисперсии возрастает от А  к  С,  а  лотерея  В  представляет  собой  еще  и
"ухудшенный"  (с  уменьшенным  ожидаемым  выигрышем)  разброс  с  постоянной
средней лотереи А. Стандартная  теория  предполагает,  что  индивиды  "любят
ожидаемый выигрыш и "не любят" риск, т.е. предпочтения  должны  сходиться  к
лотерее В с разной степенью, которая зависит от  формы  функции  полезности.
Однако большинство индивидов (63%) наиболее предпочтительной назвали лотерею
С (лотереи А и B выбрало 24.5% и 12.5%, соответственно). Это можно  было  бы
объяснить  тем,  что  индивиды   неожиданно   оказались   любителями   риска
(risk-seekers) - однако ответы на второй  вопрос  (ранжирование  лотерей  по
степени риска)  не  дают  оснований  для  такой  интерпретации.  Подавляющее
большинство из тех, кто выбрал лотерею С  (48%  от  всего  числа  индивидов)
сочли ее наименее рисковой, тогда  как  57%  от  общего  числа  сочли  самой
рисковой лотерею А, причем самой рисковой и  самой  худшей  назвало  ее  30%
индивидов. Примечательно, что и при перестановке вопросов местами (в  другом
варианте 54 человека должны были  сначала  упорядочить  лотереи  по  степени
предпочтения, а затем -  по  степени  риска)  ответы  оказались  практически
такими же.
   Таким образом, выходит, что индивиды демонстрировали стремление к  риску,
сами   того   не    подозревая.    Разумеется,    подобные    ответы    были
"спровоцированными"   -   в   частности,   естественно   предположить,   что
существенную роль играет наличие отрицательного выигрыша (потери) в  лотерее
А и максимальные выигрыши в лотерее С11. Однако в данном случае все  это  не
снимает  основной  семантической  дилеммы:   либо   индивиды   "неадекватно"
воспринимают  понятие  "риск";  либо  у  принятого  в   теории   определения
"рисковости" нет безусловного эмпирического эквивалента.
   Практическое следствие такого  рода  предпочтений  индивидов  может  быть
проиллюстрировано  на  примере  другого,  "естественного"   эксперимента   -
поведения вкладчиков  многочисленных  сберегательных  компаний  типа  "МММ",
"Тибет", "Светлана" и др. Примем в качестве рабочей гипотезы ту предпосылку,
что у значительного числа агентов российской  экономики  смещено  восприятие
рисковых и нерисковых перспектив (риск ассоциируется с возможной потерей,  а
не с большим разбросом  возможных  исходов).  И  если  дисперсию  исходов  в
принципе можно оценить с достаточной степенью точности (вклад  в  Сбербанке,
во всяком случае, более надежен, чем вклад в банке "Чара"),  то  предсказать
точную дату наступления "потери" (банкротства сберегательной фирмы) человеку
со стороны крайне сложно. Это обстоятельство диктует специфические стратегии
поведения со стороны  инвесторов  (как  частных  вкладчиков,  так  и  фирм).
Представляется,  что  многие  из  них  существенно  склонны  действовать  по