В конце XIV века для Азии повторились времена Чингисхана: сын
небогатого чагатайского князька Тимур, или Тамерлан, начал в половине века
поприще свое мелким грабежом и разбоями, а в 1371 году владел уже землями
от Каспийского моря до Маньчжурии. Ему был обязан Тохтамыш престолом
Золотой Орды, но не хотел быть благородным, вооружился против Тамерлана,
потерпел поражение и принужден был спасаться бегством в лесах болгарских,
и Тамерлан вошел в русские пределы, взял Елец, пленил его князя, опустошил
окрестную страну.
   Нападение не было нечаянное, и Василий Димитриевич имел время
приготовиться; он собрал большое войско и стал на границах своего
княжества, на берегу Оки. Но он не дождался врага: простоявши 15 дней в
земле Рязанской, опустошивши оба берега Дона, Тамерлан вышел из русских
пределов в тот самый день, когда москвичи встретили образ Богородицы,
принесенный из Владимира; образ этот остался с тех пор в Москве, в
Успенском соборе как главнейшая святыня столицы.
   После разгрома Тамерланова Золотая Орда долго не была опасна
московскому князю. Несколько ханов переменилось в ней, а Василий не думал
не только ездить сам к ним на поклон, но даже не посылал никого; на
требование дани отвечал, что княжество его стало бедно людьми, не на ком
взять выхода, тогда как татарская дань шла в казну великокняжескую;
наконец, обращение с татарами переменилось: над послами и купцами
ордынскими начали смеяться в областях московских, мстить им за прежнее
разными притеснениями.
   В это время, как во время Мамаево, всеми делами в Орде заправлял князь
Едигей; долго терпел он презрительное обращение московского князя с
бывшими повелителями, наконец решился напомнить о себе. Но подобно
Тохтамышу, и Едигей не осмелился явно напасть на Москву, встретиться в
чистом поле с ее полками; только от хитрости и тайны ждал он успеха: в
1408 году он дал знать Василию, что хан со всею Ордою идет на Литву, а сам
с необыкновенною скоростью устремился к Москве. Василий Димитриевич,
застигнутый врасплох, оставил защищать Москву дядю Владимира Андреевича да
братьев своих, а сам уехал в Кострому. Едигей осадил Москву, разослал
отряды в разные стороны для опустошения областей великокняжеских и хотел
зимовать под столицей, надеясь взять ее голодом, но из Орды пришли дурные
вести: кто-то напал там на хана, и Едигей принужден был спешить домой,
взявши с москвичей 3000 рублей за отступление, ибо москвичи не знали, что
он отступает поневоле.
   Ослабленные татары могли вредить России только внезапными
разбойническими нападениями; опаснее была Литва, которая домогалась
завоеваний прочных.
   Ягайло, угрожаемый немецким орденом, под покровительство которого
отдался Витовт, примирился с двоюродным братом. В это время шел важный для
Восточной Европы вопрос о том, кто будет мужем молодой польской королевы
Ядвиги, дочери короля Людовика; польские вельможи заставили Ядвигу отдать
свою руку Ягайлу литовскому, потому что тот обещал принять католицизм сам
и со всем литовским народом и соединить навеки свои владения, т. е. Литву
и Русь, с Польшею. Он исполнил обещание, заставил тех литовцев, которые
еще не приняли христианства по православному исповеданию, принять его по
латинскому, но вследствие этого в областях литовско-русских стали теперь
друг подле друга два враждебных исповедания, что послужило неодолимым
препятствием к внутреннему прочному слиянию западной, литовской России с
Польшею, хотя Ягайло и преемники его сильно старались поддержать внешнее
их соединение.
   Но если Ягайлу и полякам хотелось присоединить Литву к Польше, то
литовцам не хотелось потерять своей самостоятельности, и они поддерживали
замыслы Витовта, который, заставив Ягайла признать себя великим князем
литовским в зависимости от Польши, тяготился этою зависимостью и хотел
получить для себя независимую королевскую корону. Этот-то Витовт,
стремясь, с одной стороны, к самостоятельности и королевскому титулу в
Литве, с другой - стремился увеличить свои владения на востоке на счет
областей русских, несмотря на то что родная дочь его, Софья, была замужем
за Василием Димитриевичем, великим князем московским. В Смоленске в это
время происходили усобицы между князьями вследствие всеобщего тогда
стремления великих князей заставить служить себе удельных, слабейших. Этим
воспользовался Витовт и захватил Смоленск обманом, выставивши себя
посредником между его князьями; старший из этих князей, Юрий, с помощью
рязанского великого князя Олега отнял было Смоленск у Витовта, но
ненадолго; когда Юрий уехал в Москву просить Василия Димитриевича о
помощи, Витовт подступил к Смоленску и овладел им окончательно с помощью
тамошних бояр.
   Но одного Смоленска было мало Витовту: он обратил свои властолюбивые
виды на Новгород Великий и на самую Москву. Принявши в свое
покровительство изгнанного Тохтамыша, он взялся доставить ему Золотую Орду
с условием, чтоб тот помог ему овладеть Москвою. Но возвратить Тохтамышу
престол ордынский Витовту не удалось, потому что он потерпел страшное
поражение от Едигея на берегах Ворсклы в 1399 году. Отдохнувши от этого
поражения, Витовт напал на Псковскую область; новгородцы и псковичи
послали просить помощи в Москву, и Василий Димитриевич объявил войну
тестю; три раза полки московские сходились с литовскими, но битвы не было,
потому что и Витовт и Василий отличались одинаковою осторожностью. Витовт
был, таким образом, удержан от дальнейших замыслов на восточную Россию;
река Угра, на которой встретился он в последний раз с великим князем
московским, назначена была границею между литовскими и московскими
владениями; так эта граница была близка от Москвы! Но здесь был последний
предел распространения литовских владений в русских областях.
   Василий Димитриевич умер в 1425 году. Главными советниками его были
сначала боярин Федор Андреевич Кошка, а потом сын его Иван.

                                   ГЛАВА XXIII

   ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ТЕМНЫЙ
 
 
   Василий Димитриевич оставил одного малолетнего сына, Василия, под
опекою матери его Софьи Витовтовны. До сих пор не было усобиц в роде
князей московских:
   мы видели, что двоюродный брат Донского, Владимир Андреевич, без борьбы
уступил старшинство племяннику Василию Димитриевичу, но этот брат Донского
был, во-первых, брат двоюродный, во-вторых, не мог занять старшего стола
по отчине: отец его не был великим князем московским и владимирским; у