приехал в Константинополь для поставления, то нашел, что там уже посвящен
был для России митрополит Исидор, грек. Исидор, приехавши в Москву, стал
собираться на собор, созванный в Италии для соединения церквей восточной и
западной. Самое уже место собора в стране неправославной возбудило
подозрение в Москве. Великому князю Василию Васильевичу не хотелось, чтоб
Исидор ехал в Италию; когда же он не мог отклонить митрополита от этого
путешествия, то сказал ему: "Смотри же, приноси к нам древнее благочестие,
какое мы приняли от св. Владимира, а нового, чужого не приноси, мы не
примем". Исидор обещал крепко стоять в православии, но не исполнил своего
слова, на соборе Флорентийском подписал соединение с западною Церковью и
возвратился в Москву в звании папского легата, велел на литургии поминать
папу вместо патриархов восточных, а после литургии читать народу грамоту о
соединении церквей, о принятии римского учения насчет происхождения Св.
Духа и другие новизны. Тогда великий князь велел посадить его под стражу,
а сам созвал духовенство и велел ему рассмотреть дело; духовенство решило,
что Исидор поступает несогласно с божественными правилами и преданиями, а
между тем он успел бежать из заключения.
   После свержения Исидорова Иона рязанский был поставлен в митрополиты
собором русских епископов; впрочем, великий князь дал знать греческому
императору, что русская Церковь этим нисколько не разрывает тесной связи
своей с греческою Церковию и всегда будет сохранять православие. С этих
пор митрополиты у нас постоянно избирались из русских архиереев и не
посылались на посвящение в Константинополь к патриарху. При митрополите
Ионе произошло окончательное отделение юго-западной русской Церкви от
северо-восточной; с этих пор были постоянно два особых митрополита - один
в Москве, другой в Киеве.
   Относительно власти митрополита в грамоте, составленной но взаимному
согласию великого князя Василия Димитриевича и митрополита Киприана,
положено, что все лица, принадлежащие к Церкви, подчиняются суду
митрополита; из этой грамоты узнаем, что митрополит имел своих бояр и
слуг, которые в случае войны выступали в поход под начальством особого
митрополичьего воеводы, но под знаменем великокняжеским; слуг
великокняжеских и людей, платящих дань в казну великокняжескую, митрополит
не имел права ставить в священники или в дьяконы, потому что этим
наносился ущерб службе и казне: здесь причина, почему в духовное звание
поступали только люди из того же звания. Из слуг своих митрополит посылал
для управления своими селами (в волостели), для суда церковного (в
десятники).
   Митрополиты для обсуждения важных вопросов созывали соборы из
епископов; епископы в своих епархиях созывали соборы из подведомственного
им духовенства; кроме того, митрополиты для исправления нравственности в
народе писали послания к духовенству и мирянам. Особенное внимание не
только митрополитов русских, но и патриархов константинопольских во второй
половине XIV века обратили на себя Новгород и Псков вследствие появившейся
там ереси стригольников; еретики отвергали необходимость священников,
упрекая последних в дурном поведении; утверждали, что миряне могут учить
вере, что не должно молиться за умерших; ересь эта прекратилась в первой
половине XV века.
   Монастыри продолжают сохранять свое важное значение. Чем был в старину
Печерский монастырь для Киева, тем был Троицкий Сергиев монастырь для
Москвы.
   Основателем этого монастыря был Варфоломей, в иночестве Сергий, сын
ростовского выходца, поселившегося в Радонеже. Сергий в молодости еще
удалился в дремучий лес и долго жил здесь один, но не мог утаиться: иноки
стали собираться к нему; Сергий своими руками строил кельи, носил дрова из
леса и колол их, носил воду из колодезя к каждой келье, готовил кушанье на
всю братию, служил всем, как раб. Это-то смиренное служение прославило
Сергия по всем областям русским и дало ему то значение, с каким мы уже
встречали его в княжение Димитрия Донского. Из монастыря Сергиева выведены
были другие монастыри сподвижниками, учениками и учениками учеников
Сергиевых; из этих монастырей особенно важен в нашей истории монастырь
Белозерский, основанный св. Кириллом, славным святостью жизни и
поучениями, в которых он напоминал князьям об их обязанностях.
   Монастыри в описываемое время имели еще то важное значение, что были
проводниками гражданской жизни в диких пустынях: монахи расчищали леса,
заводили пашню, привлекали к себе народонаселение; монастыри были
гостиницами для странников, во время голода кормили бедных. Средства к
тому монастыри получали от своих сел и деревень, которые дарили им князья
и другие богатые люди - на помин душам своим и своих родителей, как тогда
выражались. Несмотря на укоренившийся обычай отдавать села и деревни
монастырям, уже возникал вопрос: следует ли монахам владеть ими? И
митрополит Киприан думал, что не следует. Сначала в монастырях каждый
монах имел свое особое хозяйство, но с конца XIV века начало вводиться
общее житие.
   10. Состояние нравственности народной. Нравы народа становились заметно
грубее, потому что русские все более и более удалялись от европейских
христианских народов и находились в постоянном сообщении только с
азиатскими, нехристианскими народами, от которых нечего было заимствовать
хорошего.
   Кроме того, были и другие причины огрубения нравов: шли усобицы между
князьями, но шли они не за право на старшинство, как прежде, а за то,
какому князю быть сильнее всех других, отнять у всех других волости,
подчинить себе всех других; о правах нет уже более речи; старых родовых
прав никто более не уважает, новые еще не утвердились на место старых;
силе поэтому открылась полная свобода действовать. Сильный при первом
удобном случае прибегал к насилию, слабый, чтоб спастись от сильного,
прибегал к хитрости, коварству, ехал в Орду, льстил, унижался пред ханом,
его женами и вельможами. Народ находился в положении тяжелом, ему не было
покоя и от чужих, татар и Литвы, и от своих: сильные князья, желая
привести в свою волю слабых, притесняли их подданных; когда в каком-нибудь
княжестве начинались усобицы, то народ убегал из него в другие области;
когда усобицы стихали, народ возвращался.
   Таким образом, народ жил в постоянном страхе пред своими и чужими, не
было безопасности, без которой не могут успевать ни промышленность, ни
торговля, и жизнь не украшалась ни наукою, ни искусством. При этой
бедности жизни были доступны человеку одни грубые удовольствия, которые не
могли способствовать смягчению нравов, а только вели к усилению
нескромности, которая выражалась и на деле, и в словах. Женщина для
сохранения скромности должна была избегать общества, предавшегося таким
удовольствиям; отсюда укоренился обычай, что жены и дочери значительных и