Полицейское донесение:
  "Слушательницы высших женских учебных заведений проникали в места,
где были десятки раненых, оказывали им помощь и вели себя по отношению к
чинам полиции, стремившимся их оттуда удалить, в высшей степени дерзко".

  Через полчаса пришли Воронцов и Ткачура.
  - Ну как, стрелял без меня? - спросил Воронцов.
  - Прикладами, вашскородие.
  - Молодец, Кирпичников!
  По Старо-Невскому проспекту пришли волынцы из другой учебной команды,
попросили командира взамен выбывшего по ранению.
  Воронцов приказал Кирпичникову:
  - Принимай команду, иди и стреляй.
  Кирпичников отвел волынцев подальше и сказал:
  - Мало нас секут розгами и бьют. Думайте больше! - бросил их и
вернулся назад. Воронцову доложил, что встретил офицера и передал ему
команду, потом подошел к взводным Маркову и Козлову:
  - Что делается? Стыд и грех!
  Унтера помолчали, потом предложили:
  - Когда вернемся в казарму, обдумаем.
  В полночь прибежал вестовой от Лашкевича с приказом снять дозоры и
построиться во дворах домов, но самим в казарму не идти.

  Решение Государственной Думы:
  "Совет старейшин, собравшись в экстренном заседании и ознакомившись с
указом о роспуске, постановил: Государственной Думе не расходиться. Всем
депутатам оставаться на своих местах".

  На смену волынцам пришел гвардейский саперный батальон.
  На улицах было тихо и пустынно, только казачьи разъезды маячили
двухголовыми тенями.
  Кирпичников обратился к подошедшему Лашкевичу:
  - Позвольте идти!
  Лашкевича словно кольнули шилом, он закричал:
  - Ты еще не снял роту?! Ты... твою мать, весь день прятался от меня!
- Подбежал к строю и начал последними словами крыть команду.
  Придя в себя после освежительной вспышки, он сказал:
  - Плохо, нет самостоятельности. Вы проходили только теорию
стрельбы, теперь у вас есть некоторая практика. На войне то же самое.
Главное - самостоятельность и настойчивость... Все-таки спасибо.
  - Р-рады стараться!
  Лашкевич приказал:
  - На плечо, повзводно в казармы шагом марш.
  Кирпичников остался с начальником.
  Пришли пьяные Воронцов и Ткачура и попросили штабс-капитана, чтобы он
разрешил им самим отобрать патроны у солдат.
  Лашкевич отказал, напомнив, что патроны отбирают взводные, потом
поблагодарил офицеров за службу.
  Кирпичников и Лашкевич пошли в казармы. Зашли в канцелярию.
Штабс-капитан снял шинель, устало опустился в кресло:
  - Завтра команда пойдет в восемь часов. Будить в шесть. Я приду в
семь. Людям скорей ложиться спать.
  - Сегодня не обедали, ваше высокоблагородие, не ужинали, чаю не дали.
  - Ничего-ничего, теперь не такое время, чтоб чаи распивать.
  Приказав всем ложиться спать, Кирпичников остался наедине с младшим
унтер-офицером Марковым, посмотрел ему в глаза и спросил:
  - Согласен завтра не идти?
  - Согласен, - спокойно и твердо сказал Марков, как о чем-то давно им
решенном.
  - Собери всех взводных.
  Кирпичников приказал дневальному в случае появления дежурного офицера
немедленно доложить ему. Пришли взводные.
  - Что будем делать? Отцы, матери, сестры, братья, невесты просят
хлеба. Мы их будем бить? Вы видели кровь, которая лилась сегодня по
улицам? Я предлагаю завтра не идти. Я лично - не хочу. Лучше умереть с
честью, чем стрелять в своих!
  - Мы от тебя не отстанем. Будем все заедино.
  - Ну, если так... Не выдавать друг друга и живыми в руки им не
даваться. Смерть только сейчас страшна, а убьют - ничего не будет.
  Позвали отделенных. Те прибежали кто в чем.
  - Мы, взводные командиры, решили завтра не идти стрелять. Вы, наши
помощники, как решаете?
  - Согласны. Только твою команду и будем исполнять.
  - Решено. Завтра не идем. Исполнять мою команду и смотреть, что я
буду делать. Дневальному наблюдать за пулеметами и пулеметчиками. Из
учебной команды никого не выпускать. Встаем не в шесть по приказу, а в
пять, собираемся повзводно, объясняем людям, что мы присягали бить только
врага, а не наших родных.
  Разошлись по местам.
  Кирпичников позвал инструктора команды младшего унтер-офицера
Дреичева:
  - Иди завтра к батальонному инструктору, бери у него патроны, будто
бы по приказу штабс-капитана Лашкевича. Бери сколько сможешь.
  Койки Маркова и Кирпичникова стояли рядом, и они обсуждали, что может
завтра произойти.
  - Если никто не присоединится, займем казарму, один пулемет поставим
на лестнице, второй - против оружейной мастерской, тогда им нас без
артиллерии не взять.
  - Ежели к нам не присоединятся, нас повесят тут же.
  - Лучше помереть за свободу... Пусть люди помнят учебную команду
Волынского полка... Как видно, нет в России тех людей, которые восстали бы
против буржуазии и царя. А вдруг, даст бог, присоединятся к нам части!
Может, все надеются на начало, а зачинщиков нет?
  Они лежали одетые. Марков взял свою винтовку, положил рядом с собой,
поцеловал и усмехнулся:
  - Вот моя милая, верная жена.

  Председатель Государственной Думы Родзянко - генералу Алексееву, 21
час 53 минуты: