восьмым корпусом осталось за Даву.

Корпусы   Макдональда  и   Уднно   были  отражены   против  графа
Витгенштейна, который беспокоил левый фланг французов и прикрывал
Петербург.   Барклай-де-Толли  оставил  укрепленный   лагерь  под
Дриссой  и, сообразно  движению Наполеона  на Витебск,  перешел к
этому   городу,  поручив   корпусу  Остермана   удерживать  напор
французской армии.

Войска Остермана  встретились с войсками принца  Евгения и Мюрата
под  Островной  и  бились с  ними  13  (25) июля.  Многочисленная
французская кавалерия вдруг  атаковала русских, бывших впереди, и
привела  их  в   расстройство.  Граф  Остерман,  услышав  сильную
канонаду,  которой  Мюрат встретил  его  конницу, приказал  своей
пехоте  идти быстрым  шагом  и в  десятом часу  утра,  немного не
доходя  до  Островны,  расположил  свой  корпус  поперек  дороги,
упираясь  флангами в  болотистый лес.  Весь день  двадцать пятого
числа французы делали  беспрерывные атаки, но русские мужественно
отражали их. Двадцать шестого графа Остермана сменил Коновннцын и
стал в  восьми верстах от Островны,  при деревне Какувачина, куда
граф Остерман отступил  ночью. Первое крыло Коновницына примкнуло
к Двине, левое к густому лесу, центр, прикрытый оврагом, стоял на
большой дороге. Принц Евгений и Мюрат повели безуспешные атаки на
русский  левый фланг.  На правом  своем крыле Коновницын  тоже не
уступал ни шагу и, два раза отбив нападения французов, сам ударил
на них,  но не  имел успеха, потому  что к ним  прибыли на помощь
свежие  войска  и  сам  Наполеон. Коновницын  начал  в  примерном
порядке  отступать   перед  превосходными   силами  французов,  и
Наполеон,  не  ранее как  уже  вечером этого  дня, приобрел  поле
сражения, но  не добыл  никаких трофеев. Двадцать  седьмого числа
французская армия продолжала идти  вперед, но русские, примкнув к
армии Барклая-де-Толли,  остановились и казались готовыми принять
сражение.

Речка  Лучица  отделяла   русских  от  французов.  Наполеону  для
перехода  через  нее представлялся  один  только небольшой  мост,
который  притом требовал  починки,  и он  дал повеление  генералу
Брусье сделать его годным к переправе.

Однако  же генеральное  сражение, которого, казалось,  так желали
русские и французы, опять было отложено.

Барклай-де-Толли,  получив от  князя Багратиона  уведомление, что
Даву прежде него занял Могилев и потому он последует на Смоленск,
не мог вступить в дело прежде соединения своего со второй армией,
и сам в ночь отступил также к Смоленску. С рассветом дня французы
изумились, не  видя перед  собой русских. Они  немедленно перешли
Лучицу и  заняли позицию, оставленную  Барклаем-де-Толли, также и
Витебск, из которого, впрочем, жители удалились. Тут на несколько
дней расположилась главная квартира Наполеона.

Между  тем  Россия успела  заключить  мир с  турецким султаном  и
скрепить союз со Швецией. Наполеон узнал об этом в Витебске и был
ужасно  рассержен,  потому  что  лишился сильной  в  свою  пользу
диверсии. -  "Турки, - вскричал он, -  дорого заплатят мне за эту
ошибку! Это такая грубая ошибка, что я не мог даже предвидеть".

Несмотря на это, Наполеон настойчиво шел к своей цели, воображая,
что  его военное  счастье поправит  ужасный вред,  нанесенный ему
русской дипломатией.

С 3  на 4 августа  Наполеон ночевал в семи  верстах от Смоленска,
занятого  Раевским, то  есть  авангардом уже  соединившихся армий
Барклая-де-Толли и князя Багратиона;  но Наполеон был уверен, что
русская  армия  еще не  близко,  и  что в  Смоленске одна  только
дивизия генерала Неверовского.

При нападении  французов на Смоленск Паскевич  и Раевский покрыли
себя  славой,  успешно  и  стойко  отразив их  на  всех  пунктах.
Несметное  число  брошенных французами  в  городе  ядер и  гранат
произвели   в  нем   пожар.  Но  русские,   подвергнутые  спереди
выстрелами неприятелей, а сзади  опаляемые пожаром, не сходили со
стен города, воздвигнутых еще  Годуновым, и усиленно сохраняли от
пламени мост на Днепре,  единственное средство сообщения со своей
армией, стоявшей по ту сторону реки. Наконец, в одиннадцатом часу
ночи,  канонада  прекратилась;  французы  отступили на  небольшое
расстояние от стен Смоленска,  а русские расставили на ночь посты
перед городом.

До рассвета  4 августа Смоленск был  совершенно очищен, и мост на
Днепре уничтожен.

Наполеон лично  осмотрел наружные укрепления города, оставленного
русскими,  взошел  на одну  из  башен  и, вооружившись  подзорной
трубой,  хотел  лично  обозреть   позицию  русских  войск;  но  в
окрестностях Смоленска русских уже не было.

С  этой поры  Наполеон  решил быстро  преследовать и  поручил Нею
начальство над авангардом. Однако  же, видя, что русская армия не
перестает отступать и соображая, что такое постоянное отступление
не  предвещает ему  ничего  доброго, Наполеон  смутился и  впал в
сомнение;  неясные предчувствия  заставляли его желать  как можно
скорейшего окончания  этой войны.  Получая беспрестанные известия
из  Польши и  Пруссии  о направлении  умов тамошних  жителей  и о
движениях  Тормасова, слыша  ропот в  своей главной  квартире, он
несколько   раз  решался   было  не   идти  дальше   Смоленска  и
остановиться  на   развалинах  этого   города.  Но  благоразумные
сомнения  уступили  надежде  на  решительную  победу.  "Мы  зашли
слишком далеко,  нельзя отступать, - сказал  Наполеон. - Если б я
имел  в  виду  одну  свою воинскую  славу,  то  остановился бы  в