неутомимо. Но если алчность и подозрительность людская не имеет  границ,
то нет границ и человеческому тщеславию. Если кто-то чем-то обладает, он
не удержится от соблазна похвалиться. Даже  скупой,  прячущий  золото  в
подземельях, хвастает своей  скупостью,  так  что  уж  говорить  о  тех,
наибольшее богатство которых  (и  к  тому  же  единственное)  составляли
осведомленность, слухи, новости? Осведомленность рвалась из этих  людей,
как  загадочные  глубинные   силы,   вызывающие   землетрясения.   Слухи
разлетались, как вспугнутые птицы. Новости старели быстрее, чем женщины.
Топкапы  полнились  шепотом,  приглушенными  голосами,  намеками,  часто
достаточно было взгляда, жеста,  кивка  пальцем,  чтобы  передать  нечто
важное; открытая или закрытая дверь, чуть  отодвинутая  штора,  тень  за
решеткой окна, еле уловимый  запах,  чье-то  невидимое  присутствие  или
затянувшееся отсутствие - все могло свидетельствовать о  том  или  ином,
все  служило  знаком  для  посвященных,   сообщением   для   поверенных,
предупреждением или предостережением для своих. Поэтому и пытались стать
тут посвященными, доверенными, своими. Янычары Гасан-аги,  хоть  и  были
чужими для хавашей Топкапы, оказались на перекрестках всех  таинственных
вестей, слухов и знаний и  в  короткое  время  стали  обладателями  этих
сокровищ, не прилагая к этому, собственно, никаких усилий.
   Странно устроен человек: с невероятной жадностью гребет он к себе все
на свете, безмерно страдает, когда ему чего-то недостает, но еще  больше
страдает, если не может тем или иным способом избавиться от  добытого  с
таким  трудом.  Растранжирить  деньги,   перепортить   вина   и   яства,
похвалиться только ему известными тайнами, промотать  попусту  всю  свою
жизнь. Надо ли удивляться, что развращенные толпы султанских придворных,
различными  способами  добывая  известия  и  новости,  спешили  поскорее
поделиться ими, похвастаться своей осведомленностью, и часто получалось,
что уст для тайных шепотов было намного  больше,  чем  алчных  ушей  для
выслушивания их, так как же должны были обрадоваться все эти сплетники и
болтуны,  заметив  появление  свежих  людей,  еще  не  испорченных,   не
пресыщенных запретной осведомленностью, еще не  впутанных  в  неизбежные
интриги и коварства. На людей Гасан-аги валилось все подряд:  кто  украл
барана, в чей гарем  прокрался  молодой  ходжа,  кого  тайно  утопили  в
Босфоре, какой посол прибыл, а какой  еще  в  дороге,  сколько  потратил
Коджа Синан на строительство джамии Селима и сколько еще  потратит,  где
взбунтовались кочевники-юрюки, какой величины рубин послала султану мать
французского короля Франциска, чтобы Сулейман освободил  его  из  плена.
Привыкшие к послушанию своим агам, янычары несли эти вести Гасану.  Тот,
переполненный до  краев  этим  неожиданным  добром,  шел  к  султанше  и
передавал ей все.  Не  избалованная  ничьим  вниманием,  кроме  внимания
султана, не привыкшая к выслушиванию  такого  множества  вестей  за  эти
несколько лет гаремной жизни с  ее  суровой  замкнутостью,  отвыкшая  от
тревог, величия и мелочности мира, Роксолана поначалу  даже  растерялась
от такого наплыва вестей, среди которых были и такие, о которых не  знал
даже султан,  а  потом  ужаснулась  своему  прежнему  неведению,  своему
равнодушию, своему пятилетнему забытью. Забыла обо всем на  свете,  жила
только для себя, заботилась о  собственном  освобождении  и  вознесении.
Освобождалась и  возносилась  -  и  все  равно  пребывала  в  угрожающей
близости к насилию и  смерти,  неведомой,  но  вечной  опасности  то  от
валиде, то от великого визиря Ибрагима, то от  янычар,  то  от  великого
муфтия, то от самого презренного гаремного  евнуха.  Трех  вещей  жаждет
прежде всего человек. Первое: жить. Всегда, хоть  на  день  или  на  час
больше другого, но жить, жить! Второе: быть  счастливым.  Счастье  можно
найти даже в страдании, если это страдание от любви или ненависти, можно
быть  счастливым  и  умирая,  но  когда  умираешь  борясь,  превозмогая,
побеждая. Любовь может стать величайшим счастьем, но как же много  нужно
еще для  этого,  ибо  не  одной  только  любовью  жив  человек.  Поэтому
неизбежно  выплывает  третья  предпосылка  человеческого  существования:
знания. Даже ребенок не  хочет  жить  в  незнании.  Жить,  чтобы  искать
истину, и в этом - счастье. Может ли быть истина в любви и достаточно ли
одной только любви для утоления ненасытной  человеческой  жажды  знаний?
Тогда можно было бы спросить иначе: может ли волна быть морем?
   Гасан   приходил,   кланялся   издали,   сопровождаемый   неотступным
кизляр-агой   Ибрагимом,   нависавшим    над    ним    как    воплощение
подозрительности и недоверия, и, смешивая слова турецкие  и  украинские,
пересказывал Роксолане услышанное. Великий визирь Ибрагим послал корабль
из Египта на свой родной остров Паргу, и тот корабль  привез  в  Стамбул
всю Ибрагимову семью - двух младших братьев, отца  и  мать.  Теперь  они
ждут возвращения великого визиря из Египта. Янычары перехватывают  отары
баранов, предназначенных для султанских кухонь, и перепродают  их  возле
Эдирне-капу. Император Карл разгромил возле  Павии  французского  короля
Франциска и взял его в плен. Мать французского  короля  Луиза  Савойская
тайно снарядила посла к султану Сулейману, передав с ним огромный  рубин
в подарок султану, чтобы он освободил ее сына. Но  посла  с  его  людьми
перехватил боснийский санджакбег Хусрев-бег, и нет никаких слухов  ни  о
после, ни о рубине. Ибрагим везет из Египта  пятьсот  наложниц,  которых
под видом служанок хочет  подарить  султанше  Хасеки.  Прибыл  посол  от
польского короля. И сам посол, и все  его  люди  числом  до  шестидесяти
одеты в дорогие одежды, сшитые по-итальянски, ибо польский  король  взял
себе жену из Италии, из знаменитого рода Сфорцы.  Зовется  посол  Ян  из
Тенчина.
   Когда Роксолана услышала о том Яне из  Тенчина,  чуть  не  закричала:
"Приведите его сюда,  хочу  его  видеть,  хочу  услышать  голос  оттуда,
оттуда..." Все в ней встрепенулось, содрогнулось,  окровавилось.  Мамуся
родненькая, таточко, Рогатин... Может, нет уже никого и ничего, а может,
может... Подумала про них, про всех, кого знала, про землю  свою  и  про
народ свой, что страдает,  борется  с  дикими  захватчиками,  умирает  и
оживает снова и снова, смеется, поет свои песни, может, самые лучшие  на
свете! Ее охватила такая тоска,  какая  никому  и  не  снилась.  Узнать,
устремиться, полететь. Искупить свой грех. Еще недавно чувствовала  себя
жертвой, теперь считала себя грешницей.  Женщины,  любящие  деспотов,  -
величайшие грешницы на свете. Тьма вокруг них, холодная и беспредельная,
безгранично отчаянье, обман и боль,  которые  причиняют  друг  другу,  и
молчание, молчание... А ведь женщина послана на свет,  чтобы  утверждать
справедливость, она орудие и мера справедливости, но только до тех  пор,
пока выполняет свое великое предназначение.
   Лишь теперь вспомнилось то, чему не придала значения: весть  о  семье
Ибрагима. Хищный грек, утвердившись при дворе безмерно, вспомнил о своих
родных и поскорее перевез их в столицу. А она? Почему она не подумала об
этом, почему не попросила султана помочь ей? Этого посла, неведомого Яна