Но был и другой - незаметный - тип тренировки. Автору этих строк
приходилось видеть, как сегодня тренируются последователи традиционного
ушу в дальних деревнях Китая. Почти в каждой деревне есть своя школа ушу,
которая может являться ответвлением от более крупной школы, действующей,
например, во всем уезде. Деревенский учитель в определенное время выходит
на небольшую неогороженную площадку и начинает выполнять упражнения.
Несколько человек пристраиваются за ним и без всякой команды, без малейших
объяснений начинаю! повторять за ним движения.
   Здесь нет ни приветствий, ни поклонов, ни долгой литургики - все до
неожиданного обыденно, жизнь плавно перетекает в священнодействие ушу,
открываясь человеку своей сакральной, но до времени скрытой гранью.

   В этом случае тренирующимся может оказаться любой житель деревни - ушу
открыто для всех, к тому же в китайской деревне живут обычно близкие
родственники или две-три семьи, способность понять ушу зависит уже от
свойств самого ученика. Здесь видишь, что истинное ушу, ушу классическое,
оказывалось настолько тесно вплетено в существование местного общества,
что даже сам момент занятий боевыми искусствами неприметно вырастал из
каждодневной, рутинной жизни местного деревенского общества.

   Мастера как в больших "дворах" - гуань, так и в узких школах - "вратах"
   практически никогда не проводили тренировку сами. Считалось, что
технические аспекты могут показать и старшие ученики - "старшие братья"
(дагэ). Роль мастера - нести ушу именно как Учение, а не как набор техники,
который может продемонстрировать и непросветленный человек. И вместе с этим
внешняя отрешенность от техники ушу отнюдь не означала безразличия к
качеству ее выполнения. Мастер был призван объяснить, что техника ушу есть
всего лишь дорога к мастерству, но отнюдь не само мастерство, не сама суть
ушу, постигаемая внутренне и внесловесно. Именно об этом гласила сентенция
из "Трактата о тринадцати позициях": "Словесные наставления необходимы для
того, чтобы провести ученика через истинные врата и вывести на истинный
путь, в то время как мастерство в искусстве обретается лишь в постоянном
самовоспитании".

   Мифы, легенды, рассказы о тайных приемах и мистических учителях,
сложные философские рассуждения... Мы бродим среди них и, возможно, не
способны уловить их суть. Кажется, "истинность" ушу оказывается рассыпана в
переливах этих побасенок и вечно ускользает от нас.
   А может быть, это и есть единственный способ передачи внутреннего
смысла ушу? Так какую же роль играют эти легенды в ушу? Почему им
отводилась столь важная роль в воспитании учеников? Чтобы проще было
ответить на эти вопросы, приведем несколько примеров истории.

   Как известно, обучение базовым принципам ушу основывалось на выполнении
комплексов (таолу) - специальных нормативных форм. Для каждого таолу
существовала своя легенда - кто и когда создал его, через каких мастеров
оно передавалось. Все эти версии излагались в особого рода речитативах,
которые бойцы повторяли во время выполнения комплексов, как бы напоминая
себе, что они приобщаются не просто к какому-то конкретному стилю ушу, но
делают те же движения, повторяют те же слова, что и некий мистический
учитель - первооснователь их школы (да и всего ушу!) сотни лет назад.

   В этом заключается мистическая действенность боевого приема и
произносимого текста. Делая движение, бойцы "входили в след" первоучителя,
становились "покрыты его тенью", как говорили об этом китайские трактаты.
Таолу не просто передает технику школы, не только учит приемам. Оно
является большим - символической формой Учителя - учителя невидимого,
анонимного, давно ушедшего, но тем не менее всегда и ежемгновенно
переживаемого, данного как чувствование, всегда звучащего в приемах
древнего комплекса. Это - реальность, но реальность иная, внутренняя,
интимная, глубоко и исключительно личностная. Ученик должен, повторяя
движения первомастера, пережить состояние его сознания, его просветленной
души, то есть обрести особый тип мировосприятия, присущий самому мастеру.
Так преемствуется традиция.

   В каждой школе ушу существовал особо почитаемый "базовый" трактат,
который считался наивысшей святыней и передавался тому ученику, который
преемствовал школу после смерти мастера. Но - удивительное дело! -
зачастую в таких трактатах не излагались ни приемы, ни принципы боя,
иногда даже ни слова нс говорилось собственно об ушу. Текст состоял из
отвлеченных философских рассуждений, афоризмов, цитат из конфуцианской и
даосской классики. Что это - самообман? Неужели трактат бесцелен и ценится
лишь "по привычке" как "книга предков"? Но как отнестись к тому факту, что
традиция безошибочно отбирала тексты, содержащие "истинную передачу", и
отбрасывала подделки, попытки имитировать труды настоящих мастеров? Дело в
том, что трактат ценен не информацией, которая в нем изложена (как раз
информации в нем и нет, ушу в письменном виде не передаваемо), а тем, что
он отражает состояние сознания писавшего текст истинного учителя, то есть
заставляет читателя войти в его поток сознания. Это - слово доподлинно
внутреннего человека.Да и не слово это вовсе - это образы его
просветленного мира, его реальности, его исключительно светлого
миропереживания. Это уже не текст, но врата в его светлый мир, открытые
последователям.
   И вновь ушу дается не как комплекс приемов, а как тип переживания и
мироотражения.

   Трактат вводил ученика в особый мир, характеризующийся проникновением в
самую глубину вещей, данный как восприятие вещей на уровне их "семян", в
то время как все видимые явления были лишь отражением этой внутренней
личностной реальности или ее символами во внешнем мире, в том числе и
всякие письменные знаки, то есть сам трактат, текст (вэнь). Не забудем, что
"вэнь" понималось как "Небесные письмена", не видимые и не воспринимаемые
обычным человеком, которые проецируются с Неба на землю и здесь образуют
воспринимаемый нами "узор" - вещи и явления. Таким образом, уже по своей
сути они символичны, ибо мирской "узор" - не более чем отражение бездонных
глубин Дао, и он настолько же "истинен", поскольку является проекцией
внутренней реальности, насколько и бессмыслен, если за этой мозаичностью мы
не видим Единого Дао.
   К тому же символ ценен для человека лишь настолько, насколько он