Это справедливо не только для гражданской основы и боевой тренировки,
но и для всех явлений в мире. Гражданское - это внутренний принцип, а
боевое - это внешнее множество техники. Внешнее множество техники без
внутреннего принципа - всего лишь отвага глубокого свойства. Тот, кто
обладает лишь внутренним принципом без внешней техники, кто лишь думает об
искусстве покоя и ничего не знает о способах ведения поединка, проиграет,
едва допустив малейшую ошибку".

   Итак, параллельное воспитание двух начал способно сформировать того,
кого даосы называли цюаньжэнь, - "человека целостных свойств". Поэтому мы
и говорим, что ушу не только мощное боевое искусство, не только
эффективная система физического оздоровления, но это еще и путь
проникновения в духовные измерения бытия, умение видеть за обыденностью
действия живую душу "человека целостного" во всей ее полноте и единстве с
окружающим миром.


                                 УЧИТЕЛЬ -
                            НРАВСТВЕННЫЙ ИДЕАЛ
                                 ТРАДИЦИИ

   Больше всего историй и легенд ходит, конечно же, о мастерах ушу. И все
же есть много недосказанного и прежде всего невыразимого, ибо фигура
китайского мастера ушу предельно мистична.

   О китайских носителях ушу писать чрезвычайно сложно. Слишком далеко
отстоят они от нас, слишком высок и далек их нравственный идеал,
заложенный в самой сути традиции китайской мудрости. Мы говорим об их
отдаленности, но подразумеваем не время, но огромную
духовно-пространственную дистанцию.

   Жизнь, творчество, идейные концепции мастеров ушу невозможно изложить
тем общепринятым языком, каким мы привыкли описывать "жизненный путь"
западных знаменитостей. Причина тому не в отсутствии у нас их биографий.
   Скорее наоборот, их достаточно много, начиная, от династийных историй,
кончая семейными хрониками и устными повествованиями, но повергает в
недоумение их поразительная схожесть, будто речь идет о собирательном
идеальном образе Мастера.

   В их биографиях нет ничего, что говорит о мастерах ушу как об активных,
творческих личностях и новаторах, творцах, настойчиво утверждающих
приоритеты своих жизненных принципов, философии или концепций, что обычно
высоко ценится в западной традиции. В Китае же мастер ушу явно неприметен
и своей жизнью лишь повторяет общий абрис Дао. Он вплетен в цепь
пространственно-временной передачи Учения, поэтому для китайской традиции
имеет большее значение, у кого он учился и кто стал его учеником, нежели
доскональная точность в описании его биографии. Личная драма творчества
остается "за кадром".
   Более того - и это покажется нам парадоксальным, - в метафизическом
плане не важно, чему и как конкретно они обучали. В конечном счете мастер
всегда передает Дао, он сводит свою жизнь к многозвучию абсолютной
творческой пустоты, он рассыпается, диффузирует в переливах жизни и при
этом отсутствует в какой-то конкретике. Этот акт самоутраты в многоликости
форм обозначался в традиции как сань - "рассеивание". Величайший мастер
тот, кто сумел уйти от личностности передачи, от собственного
субстанционального "я" в мир "утонченного" (мяо), "сокровенного" (сюань) и
"бесформенного" (усин). Поэтому мастер как данность отсутствует (что,
кстати, не исключает, а лишь подтверждает существование вполне реальной
личности наставника) , существует лишь его Мастерство.

   Миссия этих людей - в передаче "истинной традиции". Они - лишь отсвет
"лика безликого", того, что пустотно, неуловимо-всеобще и что на словах
обозначается как Дао, но которое лежит за рамками обыденно-чувственного
понимания и всяких словесных объяснений.

   Жизнеописания мастеров стереотипны и явно собирательны. Мы без труда
насчитаем не больше десятка возможных сюжетов, по сути дела - мифологем,
из которых складывались биографии великих учителей ушу. На первый взгляд
нас может удивить, что все они совершали одни и те же поступки, например,
могли передвигаться, не касаясь ногами земли, расшвыривали десятки
противников, оставались неуязвимыми для ударов мечей и копий.

   Такая стереотипизация - отнюдь не насильственное обезличивание,
характерное для технократических культур, обозначаемое как "единство
людей", где мы, самоуспокаиваясь, создаем мифы о каких-то личностях -
вполне средних и вполне понятных нам людях. В китайской культуре "передача
духа" есть факт вполне реальный, чувственно-ощутимый и представляет собой
высочайшее вознесение каждого до вершин наиболее талантливых и мудрых
людей, где личностная конкретика - имя, внешний облик, даты жизни - уже
ничего не прибавит к экспрессивности и истинности общей картины духовного и
физического совершенства таких людей.

   Культ учителя, мастера и наставника (шифу) - одна из характерных черт
не только китайской культуры, но и многих стран Востока. Учитель - это не
столько тот, кто учит, но прежде всего "тот, кто знает", кто обладает
истинностью знания и способен его передать.

   Абсолютным критерием такого учителя-мудреца в Китае было обладание им
"благой мощи", "благой силы" - дэ, идущей от Неба и являющейся, по сути
дела, проявлением Дао в человеке.

   Он несет истину и может поведать о ней ученикам. Тот, кто ею обладает,
сам может рассматриваться как трансцендентное существо - Абсолютный
Учитель.
   Шифу выступает сразу в двух ипостасях, ибо его явленная сущность -
смертный человек с конкретным именем и обликом, обучающий тому, чему
научил его Учитель. Но его вторая ипостась, скрытая и данная лишь в
эзотерической сущности учения, - он вечен, обладает вневременным
характером, так как передает истину. И этот Учитель ниоткуда не берется и
никуда не уходит. В этом смысле шифу безличностен, ведь он учит тому, что