отрекаться  от  ислама,  и  новых  обращений  не  происходило.  С  более
безобидными  последователями  нового  пророка  можно  было  церемониться
менее, так  что  невольникам-мусульманам  М.  разрешил  даже  reservatio
mentalis для спасения жизни. В 615 г. небольшая община мусульман бежала,
по совету самого пророка, в христианскую  страну  Абессинию,  где  могла
укрыться от преследований; абессинцы считались врагами мекканцев,  а  их
христианскую религию М. принимал за тожественную со  своей  (Кор.  XXIX,
45). Сперва, для разведок, убежало туда только 11 чел.,  но  пророк  уже
почувствовал  себя  одиноким  и  с  отчаяния  пошел  даже   на   уступку
корейшитам,  раздраженным  его   сношениями   с   Абессинией:   он,   по
свидетельству ибн-Саада и Таберия, решился признать трех  идолов  (Озза,
Лат и Менат) в качестве посредников между людьми и Аллахом  (Кор.  LIII,
срв. Muir II, 150 sq.; Noldeke, "Tabarи", 80). Kopeйшиты были  польщены,
готовы были  признать  М.  за  настоящего  пророка,  но  он  вскоре  (по
мусульманам на другой день, по европейским ученым -  месяца  через  два)
отказался от своих слов и объяснил свою слабость искушением диавольским.
Этим самым он еще более обострил отношения, и  переселения  в  Абессинию
возобновились: всего ушло 101 чел., и они, кроме  некоторых,  оставались
там до 7-го г. Гиждры. Счастливый случай  внезапно  доставил  М.  нового
союзника:  знатный  мекканец,  известный   под   насмешливым   прозвищем
Абу-Джехль ("отец  невежества",  т.  е.  "осел");  издеваясь  над  М.  в
присутствии его дяди Хамзы, отпустил несколько таких замечаний,  которые
Хамза счел за оскорбление семейной чести; в негодовании он объявил  себя
последователем  пророка.  Еще  важнее  было   обращение   Омара   (615),
напоминающее  во  многих  отношениях  обращение  Савла  в   христианство
(ибн-Хишам I, 167; Косс. де Перс. I, 396;  Шпренг.,  II,  83).  Это  был
человек 26 лет, не богатый и не знатный, но непомерной  силы,  огромного
роста, пылкий, решительный, в то же  время  чрезвычайно  добрый  и  даже
склонный к сентиментальности. Быть может, современные историки впадают в
крайность, признавая  Омара  настоящим  основателем  ислама,  но  нельзя
отрицать, что именно он внес движущий, побуждающий элемент в учение  М.:
без Омара, как заключают европейские исследователи на основании  истории
предыдущих пяти лет и на основании последующей его роли,  исламу  нечего
было ждать успеха (Дози,  38;  Мюллер,  I,  318).  М.  был  вдохновенный
человек, но вовсе не имел практического смысла и энергии: первое из этих
качеств  было  у  Абу-Бекра,  второе  -у  Омара.   Абу-Бекра   восхищала
оригинальность  М.  и  его  энтузиазм,  Омара  -  слабость   пророка   и
потребность в помощи его, Омара. Абу-Бекр регулировал  непостоянный  дух
М., давал его идеям нравственное  скрепление,  выступал  с  речью  перед
другими  в  тех  случаях,  где  нужна  была  известная   дипломатическая
тонкость; Омар выдвигался в тех случаях,  где  требовалась  его  сила  и
энергия. "Таким  образом  триумвират  был  полный:  М.  думал,  Абу-Бекр
говорил, Омар действовад" (Dozy, 39). Присоединение Омара сильно подняло
вес пророка: с этого  времени  мусульмане,  по  настоянию  Омара,  стали
отправлять свои молитвы уже не в частном  доме,  а  публично,  у  Каабы.
Насмешки мекканцев усилились; они настоятельно требовали, чтобы  скорее,
наконец, пришел грозный день Божьего суда над ними, давно  обещанный  М.
Они указывали источник, откуда М.  черпает  свои  откровения  о  древних
пророках: "с ним по ночам беседует один  христианин  (Джебр)",  говорили
они, "а он утром повторяет нам то же" (Кор. XXV, 5 - 6). М., не  отрицая
факта своих сношений с Джебром (монофизитом, по догадке Нофаля), отвечал
лишь: "Язык того человека иностранный, а между тем мой Коран - чистейшая
арабская речь" (Кор., XVI, 105; см. также  XXV,  5;  XLIV,  13).  Другие
свидетельства указывают что в это же время М.имел сношения и с  евреями.
Библейские рассказы, слышанные от других, он также называл откровениями,
ниспосланными ему свыше; это подает повод Вейлю  думать,  что  в  данном
случае М. сознательно лукавил; другие видят и здесь самообман. Из  числа
мекканцев  особенно  выделялся  своею  враждою   к   исламу   АбуСофъян,
родоначальник будущей династии Омейядов. Решено было  прекратить  всякие
сношения с родом Хашима (617). Два года  длился  интердикт,  устранивший
род Хашима (кроме Абу-Лехеба) от  участия  в  караванной  торговле,  но,
наконец, враждующие стороны помирились; так как после того мы  не  видим
новых обращений в ислам, то нужно думать, что  родственники  М.  приняли
обязательство не допускать М. до приобретения новых адептов.  В  619  г.
умирают Хедиджа, бывшая ангелом-хранителем мужа в минуты его сомнений, и
Абу-Талиб, не веровавший в племянника, но  мужественно  его  охранявший.
Родоначальником сделался враг М., Абу-Лехеб. Сначала он, держась родовых
обычаев,  обещал  племяннику  такую  же  охрану,  какую  тот   имел   от
Абу-Талиба;  но  затем  враги  М.  подучили  Абу-Лехеба   справиться   у
племянника, в раю или в  аду  будут  его  предки  -  язычники.  М.  имел
мужество  ответить:  "в  аду",  и  таким  образом   лишился   последнего
покровителя. Он обратил взоры на Таиф, маленький городок  вблизи  Мекки;
но там его встретили насмешками, уверяя, что Аллах для посольства избрал
бы кого-нибудь получше, чем он, и даже осыпали градом камней.  Тогда  (в
620 г.;  см.  Шпренг.,  II,  526)  М.  решился  вступить  в  сношения  с
старинными врагами мекканцев - жителями Ясриба, которые пришли  к  Каабе
на ежегодную ярмарку и богомолье (Мьюр, II,  181  sq.,  доказывает,  что
начало мохаммедовых сношений  с  инородними  арабами  относится  еще  ко
времени интердикта, наложенного на Хашимитов). В  Ясрибе  жили  арабские
племена аусов и  хезреджей,  которые  в  конце  V  в.  отняли  власть  у
населявших Ясриб евреев, подчинили большинство  их  себе,  но  постоянно
ослабляли  себя  взаимными  междоусобиями.  С  583  г.  распря  аусов  и
хезреджей стала нескончаемой.  Мекканцы  относились  пренебрежительно  к
жителям  Ясриба,  как  потому,  что  там  процветало  земледелие,  а  не
торговля, так и потому, что победители-арабы приняли религию подчиненных
иудеев (далеко, впрочем, не все: кроме иудейства там были распространены
и другие вероучения, между прочим ханифизм и отчасти идеи христианские).
М. разделял предрассудки своих сограждан против ясрибцев,  но  он  видел
безнадежность своего положения в Мекке и принужден  был  согласиться  на
помощь, предложенную ясрибцами. Последние руководились на  первое  время
видами не столько  религиозными,  сколько  политическими.  Еврейские  их
сограждане и подданные не раз грозили им приходом Мессии; М. - последний
пророк Божий - очень напоминал собой Мессию, и  в  расчете  арабов  было
привлечь  его  на  свою  сторону.  Кроме  того  (и  это  было  важнейшим
соображением) беспрестанные раздоры утомили всех, а новая религия  могла
примирить враждующие партии; наконец, старинное соперничество  Ясриба  с
Меккой также сыграло свою роль. И вот, в  Ясриб  был  послан  мекканский
миссионер  Мосъаб,  сын  Омейра.  В  622   г.,   в   марте;   состоялись
окончательные переговоры ("вторая Акаба"), которые вел  дядя  М.,  Аббас
(пронырливый родоначальник династии Аббасидов); в М. он не  веровал,  но