способны были и  заключать  сделку:  "при  посредстве  свободных  людей,
которые нашей воле не подчинены, как и через чужих рабов, на  которых  у
нас нет узуфрукта или юридического владения,  мы  приобрести  ничего  не
можем" (Гай, "Инстит.", П., 95). До известной степени, при существовании
института подвластных, у римлян не было и безусловной нужды в прямом П.;
первоначальные его виды также относятся к  сделкам,  заключенным  рабами
(капитаном судна,  управляющим  таверной  или  другим  предприятием;  за
действия  их,  хотя  бы  совершенные  без  приказа,  отвечал  господин).
Впоследствии такая же  ответственность  создалась  для  господина  и  по
сделкам  свободных  людей,  занимавших  зависимые  от  него   должности.
Широкого развития прямое П. в Риме никогда не достигало;  объем  сделок,
на которые оно распространялось, вообще  очень  спорен.  В  Зап.  Европе
прямое П., как самостоятельный институт, вырабатывается юристами лишь  к
XVII  в.;  раньше  представители  являются  лишь   пассивными   орудиями
доверителя, и их личность,  подобно  римским  подвластным,  сливается  с
личностью представляемого (eadem est persona  domini  et  procuratoris).
Сведения  о  судебном  П.  в  России  восходят  к  концу  ХVII   в.,   о
гражданско-правовом - к половине ХVIII в. В новое время,  а  особенно  в
современном гражданском обороте, когда для огромного  количества  сделок
необходимо посредничество целого  ряда  лиц,  П.  является  "неоспоримым
требованием" оборота (выражение составителей общегерм. улож.), и в таком
качестве признано всеми гражданскими кодексами (общегерм. урож. ст. 164;
австр. 1002 и 1017; франц. 1984, 1997 и 1998; русск. 2307).
   Юридическая конструкция П. Рассматривая юридическую сделку  как  акт,
вызывающий юридические последствия, потому что этого  желали  стороны  -
притом лишь те  последствия,  которых  они  желали,  и  лишь  постольку,
поскольку они этого желали, - многие юристы,  с  Савиньи  во  главе,  не
допускают мысли, что  можно  непосредственно  обязывать  такими  актами,
окончательная формулировка которых не принадлежит лицу, несущему на себе
их юридические последствия. Они возвращаются, поэтому, к старой  римской
и средневековой точке зрения,  находя,  что  представитель  по  существу
ничем не отличается от нунция, являясь  простым  носителем  чужой  воли;
поскольку же он действует самостоятельно, он должен заключить сделку  на
свое имя и затем новым актом перенести ее на своего  доверителя.  Другие
(Пухта, Вангеров, Виндшейд, Бэр) полагают, что в сделке, заключаемой  на
основании П., решающей всегда является воля представителя;  в  его  лице
прежде всего возникают и последствия сделки, которые  затем  прямым  или
молчаливым  соглашением,  переносятся  на  доверителя.   Третьи   (Тэль,
Миттейс,  Кеппен)  доказывают,  что  юридическая  сделка  возникает   из
комбинации воль представляемого и представителя, при чем более или менее
активная роль принадлежит то представителю, то представляемому  и  может
быть сведена к минимуму то у  того,  то  у  другого;  в  одних  случаях,
следов" возможна точка зрения  Савиньи,  в  других  -  Пухты.  Четвертые
(Регельсбергер,   Нерсесов),    приписывая    активную    роль    только
представителю, рассматривают П. "как институт положительного права",  т.
е.   отказываются   объяснить   его   теоретически,   с   точки   зрения
господствующего  определения  сделки,  и  основывают   его   только   на
предписании закона. Причина споров лежит в неправильном представлении  о
юридической  сделке:  на  самом  деле  творчеству  частной  воли  в  ней
принадлежит далеко не господствующая роль. Последствия сделки и  размеры
ее действия определяются  не  столько  волей  сторон,  сколько  законом,
связывающим  с  известными  фактами  известные  юридические   следствия.
Стороны,  заключая  сделку,  выбирают  факты,  с  которыми   связываются
юридические  следствия,  или  выражают  согласие  на  применение  к  ним
определенных юридических следствий, если будут на  лицо  соответствующие
факты.   Давая   полномочие   на   заключение   сделки    представителю,
представляемый выражает этим волю, вполне достаточную  для  произведения
юридического эффекта, все равно, указывает ли он представителю  желаемые
факты (купить такую-то  вещь)  или  юридическую  форму  действий  (вести
процесс), На представителе лежит лишь выбор фактов или выбор юридических
форм, т. е. фактическая деятельность в рамках юридического полномочия  и
законных форм юридических сделок. Оценка сделок  совершается  теперь  не
только по воле и желанию лиц, но  и  объективным  масштабом:  сравнением
эквивалентов, которыми обмениваются стороны, целесообразностью  действий
и соответствием их с целями гражданского оборота. Для суда,  поэтому,  в
настоящее время нет затруднений в определении того, что следует  считать
"истинной волей стороны" в сделке представителя.  Личная  воля  уступила
место   объективным   признакам    и    целесообразности    сделок,    в
противоположность старому праву, когда воля стороны была одна творческой
(sic volo, sic jubeo) и поэтому невозможно было и представительство. П.,
таким образом,  есть  "институт  положительного  права"  не  в  качестве
исключения из общего строя  сделок,  а  вполне  согласно  с  ним.  Такой
структурой П. объясняется, между прочим, признаваемая современным правом
возможность заключения сделок с самим собою. Я могу в одно и тоже  время
быть контрагентом, действующим в своем интересе, и представителем другой
стороны, или же зараз представителем обеих сторон (банкир, покупающий  и
продающий себе самому или в качестве представителя своих клиентов бумаги
этих  последних  и  управляющий  вообще   их   вкладами;   представитель
юридического лица, входящий в сделку с самим собою в  качестве  частного
лица, и т. д.). С точки зрения волевой теории сделок это -  необъяснимое
явление.
   Юридические отношения, возникающие из П., определяются  по  личностям
обеих сторон и по объективным требованиям оборота.  Вступая  в  сделку,.
представитель заменяет собою  представляемого,  действует  вместо  него.
Правоспособность   к   сделке,   поэтому,   должна   быть   на   стороне
представляемого,  так  как  права  и   обязанности   приобретаются   им,
дееспособность же  -  на  стороне  представителя,  ибо  ему  принадлежит
решающий  голос  в  формировании  сделки.  В  законном  П.  его  функция
представителя - восполнять  недостающую  дееспособность  представляемого
(малолетнего,      умалишенного).      Ограниченная       дееспособность
представляемого, однако, не вредит сделке (165 обшегерм. улож.); личные
качества представителя (купец) не придают особого (торгового)  характера
сделке,  если  представляемый  не  пользуется  правами   этого   звания.
Действительность самой сделки оценивается  по  действиям  представителя,
как главного ее совершителя. Ошибка в его  представлении  об  обстановке
сделки разрушает ее, ошибка же представляемого остается  бесследной;  но
если, заблуждаясь лично относительно  обстановки  сделки,  представитель
совершит, однако, сделку  согласно  с  видами  представляемого,  она  не
теряет своей действительности. Незнание представителя о качествах  вещи,
которые должны  были  быть  ему  сообщены,  разрушает  сделку;  незнание