е. становится "сыном царства". Это  внутреннее  соединение  с  Богом  во
Христе, это духовное созидание царства Божия не упраздняет, однако, веры
в окончательную реализацию этого царства, его "явления"  или  пришествия
"в силе и славе". Последнее слово Иисуса к синедриону, слово, за которое
Он был осужден на смерть, было торжественным засвидетельствованием  этой
Веры: "Я есмь (сын Благословенного) и  вы  увидите  Сына  Человеческого,
сидящего одесную силы и грядущего с облаками небесными" (Марк. 14,  62).
Сознавая Себя  средоточием  "царства",  Иисус  не  мог  не  ощущать  его
непосредственной близости (Марк. 13, 21, ел.), хотя срок наступления его
Он признавал известным одному Отцу (ib., ср. Деян., 1, 7);  но  сознание
непосредственной близости  царства,  или  "мессианическое  самосознание"
Христа имело для Него практическим последствием сознанную  необходимость
страдания и смерти -для искупления многих, для спасения  их  от  суда  и
отвержения, связанного  с  немедленным  наступлением  того  царства,  из
которого  они,  по  внутреннему  своему  отношению  в  нему,  сами  себя
исключают. Заповедь Отца
   - в том, чтобы не судить, а спасти мир. Не  явление  во  славе  среди
легионов ангелов, а крестная смерть - вот путь к внутренней  победе  над
миром и человеком. И тем не менее эта крестная смерть тоже не упраздняет
Э. царства: она  влагает  в  нее  лишь  новый  смысл.  Первое  поколение
христиан всецело проникнуто мыслью о близости царства: не успеете обойти
городов Израиля, как придет Сын Человеческий (Мф.10, 23); не прейдет род
сей (поколение) как все это будет (Марк. 13, 30); любимый ученик Христов
не умрет до пришествия царства. Падение Иерусалима есть знамение скорого
пришествия (Марка 13, 24; Луки 21, 27), и если во время осады  и  штурма
Иерусалима иудеи ежеминутно ждали славного и чудесного  явления  Meccии,
то и среди христиан первого века эти ожидания  сказываются  с  неменьшею
силою, являясь утешением в скорби и гонениях и вместе  выражением  живой
веры в непосредственную близость Христа. Последние времена  приблизились
(Иак. 5, 8; 1 Петр. 4, 7; 1 Иоан. 2, 18), Господь  придет  скоро  (Откр.
22, 9 и сл.); спасение ближе, чем при начале проповеди, ночь проходит  и
наступает рассвет (Рим. 13, 11,  12).  Воскресенье  Христа,  как  первая
победа над смертью, служило ручательством окончательной  победы,  общего
воскресения, освобождения всей твари от рабства тления;  "явления  Духа"
служат  залогом  конечного  торжества  Духа,  одухотворения   вселенной.
"Чаяние будущего и воскресение мертвых" - так резюмирует ап. Павел  свое
исповедание  и  вероучение  (Деян.  23,  6).  В  рамки  традиционной  Э.
(антихрист, собрание Израиля, суд, воскресение, царствование Meccии, рай
и т. д.) апостол влагает основную христианскую мысль:  в  воскресении  и
славном осуществлении царства совершается  конечное  соединение  Бога  с
человеком, а через него и со всей природой, которая  вся  преображается,
освобождается от тления; Бог будет все во всем (1 Кор. 15). С конца 1 в.
зарождаются   недоумения,   о    которых    свидетельствуют    памятники
послеапостольского века, напр. послание Климента  и  позднейшие  писания
Нового Завета, как послание к Евреям  или  второе  посл.  Петра.  Первые
христиане  и  апостолы  умерли,  не  дождавшись  "спасения";   Иерусалим
разрушен; языческий Рим продолжает царствовать-и это вызывает  сомнения.
Являются насмешники, которые спрашивают, где же обетования о  пришествии
Христа? С тех пор, как почили отцы, все остается по прежнему,  как  было
от начала  творения.  В  ответ  этим  насмешкам  второе  послание  Петра
указывает, что как некогда прежний мир погиб  от  потопа,  так  нынешнее
небо и  земля  блюдутся  огню,  сохраняемые  на  день  суда  и  погибели
нечестивых. Одно надо знать - что "у Господа один день как тысяча лет  и
тысяча лет, как один день" (Пс. 90, 4), -почему  отсрочка  в  исполнении
обетования должна объясняться не медлительностью, а долготерпением  (гл.
3). Этот текст, в связи с преданием о  хилиазме,  вызвал  многочисленные
толкования; между прочим он вызвал ожидание кончины Mиpa около 1000  г.,
а  затем  в  XIV  в.,  так  как  "тысячелетнее  царство"  стали  считать
наступившим со времен Константина. Э., в  целом,  является  едва  ли  не
одним  из  первых  догматов  христианства;  первый  век  был  эпохою  ее
расцвета. Последующие века жили преданиями ранней христианской и отчасти
Иудейской Э., причем с течением  времени  отпадали  некоторые  старинные
предания (например чувственное представление о хилиазме, которое  играло
значительную  роль  в  Иудейской  апокалиптике   и   было   заимствовано
христианами первых веков. Из позднейших придатков отметим  представление
о мытарствах, некогда игравшее важную роль у гностиков, но  усвоенное  и
православными. Э.  западной  церкви  обогатилась  учением  о  чистилище.
Средневековая догматика схоластически разработала все частные вопросы  о
"последних вещах"; в "Summa  Theologiae"  Фомы  Аквинского  можно  найти
подробные   сведения   о   различных   отделах   загробного   мира,    о
местопребывании праотцев, детей, умерших до крещения, о лоне Авраама,  о
судьбе души после смерти, об огне чистилища, о воскресении тел и  т.  д.
Художественное выражение  этих  воззрений  мы  находим  в  "Божественной
Комедии" Данте, а у нас - в  апокрифической  литературе  о  рае  и  аде,
хождениях по мукам и проч., которая тянется в  течение  долгих  веков  и
начатки которой следует искать в  ранних  апокрифических  апокалипсисах.
Современная мысль относится к Э. индифферентно или отрицательно;  те  из
проповедников  христианства,  которые  стремятся  приспособить   его   к
требованиям современной мысли, дабы открыть ему широкий  доступ  в  круг
интеллигенции, нередко совершенно искренно силятся  представить  Э.  как
случайный придаток христианства, как временный и преходящий момент,  как
нечто привнесенное в него извне той исторической средой, в  которой  оно
возникло. Уже для греческой  интеллигенции  Э.  апостола  Павла  служила
соблазном, как мы видим это по  впечатлению,  произведенному  его  речью
перед ареопагом: "когда же они  услыхали  о  воскресении  мертвых,  одни
стали насмехаться, а другие сказали: об этом  послушаем  тебя  в  другое
время" (Деян. 17, 32,  ср.  24,  25).  Тем  не  менее  и  теперь  всякий
добросовестный историк, научно изучающий историю христианства,  вынужден
признать, что христианство, как таковое, т. е. как вера в Христа, Meccии
Иисуса,  необходимо  от  начала  было  связано  с  Э.,  составлявшей  не
случайный  придаток,  а  существенный  элемент  евангелия  царства.   Не
отказываясь от самого себя, христианство не может отказаться от  веры  в
Богочеловечество и в царство  Божие,  в  конечную,  совершенную  победу,
реализацию Бога на земле, -от верования, выраженного апостолом в 1  Кор.
15,  13,  след.  Отдельные  образы  христианской  Э.   можно   объяснять
исторически, но основная идея ее, засвидетельствованная жизнью и смертью
Христа Иисуса  и  всем  Новым  Заветом,  начиная  с  молитвы  Господней,
представляет и до сих пор  жизненный  вопрос  христианства  -  веры  "во
Единого Бога Отца Вседержителя". Есть ли мировой  процесс  безначальный,
бесконечный, бесцельный и бессмысленный, чисто стихийный процесс, или же