идеях, как в чем-либо отличном от его способности мышления. Но, когда  я
обращал внимание на некоторые познания, существующие во мне, которые  не
происходят ни от внешних чувств, ни от решения моей воли,  но  от  одной
способности мышления, мне присущей, то эти идеи или познания я  различал
от других пришлых  или  выдуманных  и  называл  их  врожденными...  Идеи
врождены нам вместе с нашей способностью мышления, всегда  существуют  у
нас в возможности. Существовать в какой-либо способности не значит  быть
в действительности, но только  в  возможности,  потому  что  самое  имя:
способность  не  обозначает  ничего  другого,  как  возможность".  Таким
образом по взгляду Декарта,  врожденная  идея  есть  просто  способность
образовать идею мышлением самим, из себя. С этой точки зрения не  только
идея о "я", как мыслящей субстанции, идея о бесконечной субстанции или о
"Боге", суть врожденные, но даже идеи звуков,  цветов,  почти  все  идеи
врождены нам. Впрочем, не надо забывать, что у  Декарта  мы  не  находим
нигде вполне точного перечня идей, признаваемых им врожденными. Различие
между Декартом и Локком совсем не так велико, как  может  казаться.  Оно
состоит не в том, что  Локк  отрицал  и  врожденное  предрасположение  к
представлениям, а  Декарт,  наоборот,  признавал  готовые  понятия,  как
врожденное  достояние  духа.  Различи  скорее  в  том,  что   Декарт   в
большинстве случаев по крайней  мере  утверждал  врожденную  способность
определенных с известным содержанием понятий, как напр.,  идеи  Бога,  а
Локк, наоборот, признавал только  врожденность  формальной  способности.
Представление Бога, по Декарту, запечатлено  в  нашем  разуме,  так  что
самосознание может воссоздать это познание  без  дальнейшего  опыта.  По
Локку,  наоборот,  никакой  определенной  по   содержанию   деятельности
рассудка нам не врождено.
   Против  Локка   выступил   Лейбниц   (1646-1715),   который   защищал
врожденность. Вот его слова: "Таbulа rasa, о которой так  много  говорят
по моему мнению,  есть  ничто  иное,  как  изобретение  фантазии.  Нужно
противопоставить тому положению, что в нашей душе нет  ничего,  чтобы  к
ней не приходило от чувств, другое положение: Nihil est  in  intellectu,
quod non fuerit in sensu, excipe nisi ipse intellectus  (за  исключением
самого разума). Следовательно, душа содержит в себе  бытие,  субстанцию,
единое,  тождественное,  причину  и  множество   других   представлений,
которыми чувства не могут снабдить ее". Если идеи врождены, то  в  каком
же виде нужно представить  эту  врожденность?  На  этот  вопрос  Лейбниц
отвечает таким образом: "я бы скорее воспользовался  сравнением  души  с
куском мрамора, имеющего жилки, чем сравнением с пустыми таблицами, т.е.
с тем, что у философов называется tаbulа rаsа; если душа походит на  эти
пустые таблицы, то истины будут в нас, как фигура Геркулеса  в  мраморе,
когда мрамор совершенно индифферентен к принятию той или другой  фигуры.
Но если существуют жилки в  камне,  которые  намечают  фигуру  Геркулеса
предпочтительно  перед  другими  фигурами,  этот  камень   будет   более
определен, и Геркулес будет ему в некотором  роде  врожден,  хотя  нужна
работа, чтобы открыть эти жилки и отчистить их политурой, устраняя  все,
что препятствует им обнаружиться. Точно  также  и  идеи,  и  истины  нам
врождены, как склонности, расположения, привычки  или  как  естественные
возможности". В другом месте Лейбниц говорит, что "врожденность идей  не
есть простая способность, состоящая в одной возможности  произвести  их,
но  это  есть   расположение,   способность,   предначертание,   которое
определяет нашу душу и  которое  производит  то,  что  идеи  могут  быть
извлечены из души".
   Чувства необходимы для всех наших познаний: без деятельности  органов
чувств мы бы никогда не обратили внимания на идеи. Тем не мене,  чувства
не могут дать нам всех наших знаний; чувства дают вам только примеры, т.
е. истины частные или индивидуальные.  Но  все  примеры,  подтверждающие
общую истину как бы многочисленны они не были,  недостаточны  для  того,
чтобы  обосновать  универсальную  необходимость   этой   самой   истины.
Необходимые истины поэтому зависят  не  от  чувств  и  возникают  не  из
чувства,  хотя  чувство  и  служит  поводом  к  тому,  чтобы  они   были
сознаваемы.  Можно  сказать,  что  вся  геометрия  и   арифметика,   как
содержащие необходимые истины, лежат в нас потенциально, так что мы  для
того, чтобы отыскать их предложения, должны  внимательно  рассмотреть  и
привести в порядок то,  что  уже  есть  в  нас,  не  имея  надобности  в
каком-либо познании,  приобретенном  посредством  опыта".  Некоторые  из
современных представителей психологии, считая, учения Локка  и  Лейбница
одинаково односторонними, ищут примирения этих двух  противоположностей:
таковые напр., Спенсер, Льюис. "Утверждать", говорит Спенсер, "что ранее
испытывая впечатлений,  т.  е.  до  получения  первых  впечатлений,  дух
представляет собой  tabulа  rаsа,  значит,  игнорировать,  напр.,  такие
вопросы, откуда берется способность к организации впечатлений. Если  при
рождении  не  существует  ничего  кроме  пассивной   восприимчивости   к
впечатлениям,  то  почему  другие  животные  не  настолько  способны   к
воспитанию, как человек. Гипотеза опыта, т.е.  сенсуалистическая,  в  ее
ходячей форме, предполагает, что присутствие определенно  организованной
нервной системы есть обстоятельство, не имеющее никакой важности, факта,
которого совсем не нужно брать в соображение. Однако, именно присутствие
известным образом организованной нервной системы - факта,  без  которого
ассимиляция впечатлений была  бы  совершенно  необъяснима".  Для  Льюиса
организм  есть  не  страдательный  приемник  внешних   впечатлений,   но
деятельный кооператор. Чувствующий субъект есть не tabula rasа, не белый
лист бумаги, а палимсест  .  Должны  существовать  априорные  условия  в
каждом ощущения и в каждой идеи - не готовые представления в душе, но во
всяком случае условия для того, чтобы в соприкосновении с внешним  миром
возник именно этот феномен, который мы называем  представлением.  Вопрос
врожденности был поставлен в тесную связь с вопросом  об  априорности  с
тех пор, как Кант в своей "Критике чистого разума" признал существование
так называемых доопытных,  априорных  познаний.  С  тех  пор  связь  эта
сделалась неразрывной, хотя между тем и  другим  понятием  и  существует
известного рода различие.
   Е. Челноков.
   Всадник.  -  В  древнейшие  времена  выражение  "римский  В."  (eques
romanus)  применялось  исключительно  к  служащему  в  коннице  римскому
гражданину;  в  эпоху  Цицерона  с  ним  соединяется   представление   о
принадлежности   к   известному   сословию,    обладающему    известными
политическими и социальными  правами,  между  тем  как  представление  о
конной службе отходит совершенно на задний план. Взамен военного термина
мы имеем перед собой термин политический; в  этом  переходе  заключается
история всаднического сословия. Переход  был  уже  подготовлен  реформой
Сервия Туллия, в силу которой 1800 римских граждан,  которые  служили  в