Некоторые из них дошли до нас как в  редакции  искусственной  по  форме,
близкой, по содержанию, к книге, так и в свободных  переделках  народных
певцов. Из стихов общего содержания выделились  стихи  эпизодические  (о
Михаиле архангеле, о грешной душе, прощание души с телом, плач земли,  о
суете жизни и пр.). Стихи о страшном суде были  популярны  с  древнейших
времен (ср. рассказ начальной летописи об  изображении  страшного  суда,
предъявленном кн. Владимиру), а преобразовательное движение XVII - XVIII
вв. еще более  способствовало  усилению  мрачного  взгляда  на  жизнь  и
уверенности в скором конце  греховного  мира.  Раскольники-старообрядцы,
убегавшие от новшеств в пустыни, были убеждены, что  время  антихристово
уже настало; стихи о страшном суде переделывались  ими  применительно  к
обстоятельствам.  Другие  Д.  стихи  можно  разделить  на  эпические   и
лирические. Из эпических ветхозаветных более других распространены  плач
Адама, стих об Иосифе Прекрасном (искусственные,  по  складу  близкие  к
церковным песням "Плач Иосифа"  вошел  в  некоторые  редакции  народного
стиха, как часть в целое) и песня о царе Соломоне, по форме обратившаяся
в былину. События евангельские вызвали массу книжных лирических  стихов,
из  которых  весьма  немногие  были  усвоены   народом.   Из   эпических
новозаветных  стихов  большою  популярностью  пользуется  стих  о   жене
милосердой, которая, чтобы спасти Христа от преследователей,  взяла  его
на руки вместо своего младенца,  а  последнего  бросила  в  растопленную
печь, где, однако,  он  остался  жив  и  невредим.  Припев:  "аллилуйя",
которым заканчивался  этот  стих,  дал  повод  назвать  безымянную  жену
Аллилуевой, а основной факт - сожжение за Христа - привел  к  тому,  что
сектанты  "глухой  нетовщины"  усвоили  его,  как   стих   "исторически"
объясняющий  самосожигательство,  причем  в  уста  Спасителя  вложил   и
повеление спасаться огнем от прелести антихристовой и брадобрития. Столь
же распространен стих о  сне  Богородицы,  заключающий  в  себе  краткое
изложение событий жизни Спасителя до его крестной смерти. Стих о богатом
и Лазаре пользуется огромной  популярностью,  благодаря,  прежде  всего,
тому, что певцыкалики видели в Лазаре, угнетаемом на земле  болезнями  и
бедностью, свой  первообраз;  кроме  того,  этой  притчею  очень  охотно
пользовались старинные  проповедники,  чтобы  побуждать  людей  к  делам
милости. Стих обставил притчу многими вымышленными подробностями. Лазарь
стал  родным  братом  богачу;  богач  изображен  человеком   дерзким   и
самонадеянным,  Лазарь  -  идеалом  смирения;  в  момент  смерти  ангелы
вынимают его душу "честно  и  хвально,  через  сахарные  уста",  а  душу
богатого - "нечестно, нехвально, железным крюком через левое ребро" и т.
д. К евангельскому же циклу относятся стих о  Вознесении,  в  котором  к
краткому указанию  на  событие  присоединяется  разговор  между  нищими,
Христом и Иоанном Богословом (по нар. - Златоустом или Предтечею) о том,
чем питаться нищей братии; стих, по-видимому, составлен самими  каликами
в современном значении этого слова. Из житийных стихов  популярнее  всех
стих об Алексее Божьем  человеке,  если  убогий  Лазарь  был  прототипом
калек,  то  св.   Алексей,   добровольный   нищий,   подвергающий   себя
всевозможным  унижениям  в  доме  богатого  отца  своего,  был  для  них
недосягаемым, но  в  высшей  степени  привлекательным  идеалом.  Стих  о
Димитрии Солунском не касается жития его, но искусно соединяет  два  его
чуда, изложенные в  Минеях,  Четиях  и  Прологах,  и  вскользь  касается
третьего; самая важная перемена  в  стихе  -  та,  что  безымянный  враг
источника ("поганые") обратился в Мамаяневерного,  которого  сближало  с
солунским чудом имя его исторического победителя, Димитрия же  Донского.
Стих записан только в 3-х вариантах, но, по словам  издателя,  поется  в
губерниях  Пермской,  Новгородской,  Симбирской  и   Смоленской.   Житие
высокочтимого  на  Руси  св.  Николая  Чудотворца,   сравнительно   мало
распространенное  в  письменности,  не  породило  стиха;   зато   калеки
воспевают его чудо об Агриковом  сыне  Василии,  часто  встречающееся  в
прологах и сборниках. Стих о Федоре Тироне существует в двух  редакциях:
краткой (Бесс. јј 121 и 123) и полной. Краткая  излагает,  с  некоторыми
эпическими украшениями и дополнениями, апокрифическое чудо  св.  Феодора
Тирона, освобождающего мать свою, похищенную драконом; к полной редакции
присочинено вступление, в котором герой оказывается 12-летним богатырем,
истребляющим целое вражеское  войско;  в  обеих  редакциях  прибавляются
кит-рыба, по которой переходит  Феодор,  и  кровавый  потоп,  угрожающий
богатырю и  сильно  напоминающий  битву  Добрыни  со  змеем;  этот  стих
представляет  переход  к  богатырской  былине.   Целую   семью   стихов,
распеваемых ныне калеками, но тесно связанных с книгою, породил духовный
роман о Варлааме и Иоасафе. Уже в  послесловии  кутеинского  издания  мы
находим "Песнь св. Иоасафа, когда вышел на пустыню"; ее встречаем  мы  в
распространенном виде, с рифмами или по крайней мере с ассонансами, и  в
рукописях, и в устах певцов, которые почти не изменяют  текста.  Она  же
легла  в  основу  стиха  о   Иоасафе   царевиче   и   пустыне,   который
распространился чрезвычайно сильно, благодаря основной теме и прекрасной
обработке. При устной передаче имя героя искажается; некоторые  варианты
выдают его за сына Давида; пустыня олицетворяется сильнее  и  называется
"мать прекрасная пустыня", что дало повод одному из вариантов  (Бесс.  ј
54)  вывести  на  сцену  новое  лицо  -   мать   царевича,   и   т.   д.
Иосаф-пустынножитель, с появлением раскола, стал  идеалом  раскольников,
спасавшихся в пустыне, а песнь его: "в пустыню  входяща"  дала  основную
мысль и некоторые выражения раскольничьему по  духу,  чисто  лирическому
стиху (Варенц. стр. 190 и след.). Из событий русской  церковной  истории
обратили  на  себя  внимание  составителей  стихов  немногие.  Стихи  об
Александре Невском, будто  бы  победившем  татар,  о  Михаиле  и  Федоре
Черниговских, которым тоже приписывается  победа,  за  которой  следует,
однако, мученическая смерть в Орде, и о Петре митрополите - принадлежат,
судя  по  размеру  и  манере,  одному  и   тому   же   автору.   Степень
распространенности   этих   стихов   очень    невелика;    также    мало
распространился  стих  о  Дмитровской  субботе,  излагающий   интересное
видение Димитрия Донского, и  раскольничий  стих  об  осаде  Соловецкого
монастыря. Стих о Борисе и Глебе, князьях-мучениках, пользуется  большою
известностью. Варианты его распадаются на две группы, книжную и  устную.
Все книжные стихи исходят из  одного  источника,  а  стихи  устные  суть
пересказы стиха книжного, более или менее отходящие от оригинала, иногда
вставляется письмо Святополка,  речь  матери  к  Борису  и  Глебу,  речь
ликующего после братоубийства Святополка и пр. К Д. стихам по  складу  и
по содержанию относится песня об Анике-воине и его борьбе со смертью. А.
Н. Веселовский доказал ("Вестн. Евр." 1875, апр. "Отрывки  византийского
эпоса в русском"), что этот Аника есть герой старой византийской поэмы -
Василий Дигенис Акрит, борьбу которого с Хароном воспевает новогреческая
песня; наш стих значительную часть своего содержания заимствует из очень