похвала может быть выше! И город выстоял. Он не потерял ничего. Все  дворцы,
гимназии, лавки, соборы остались целыми. Такими мы их видим и сейчас. Время,
правда, внесло кое-какие коррективы в творения Зенкова. В одном месте  сняли
крыльцо, в другом в стене прорубили дверь, но все это  чепуха,  мелочь  -  в
общем-то здания не изменились. Не изменился и  зенковский  центр  города.  И
когда идешь, скажем, по улице Горького (бывшая  Торговая)  и  видишь  пышные
деревянные  ансамбли:  деревянные  кружева,  стрельчатые  окна  (только   не
считайте, что это готика!), нависшие арки, распахнувшиеся, как шатер, крылья
низко спустившихся гребенчатых крыш, - то понимаешь: это все  Зенков  -  его
душа, его золотые руки, его понятия о красоте. Ничего из его  наследства  не
тронуто ни  людьми,  ни  временем,  ни  землетрясениями.  Землетрясениями-то
особенно. Они ведь действительно больше не страшны его городу  -  бетонному,
каменному, многоэтажному, долговечному, такому, о котором он писал в  газете
"Семиреченские областные ведомости" полстолетия тому назад.
     Я видел фотографию Зенкова той поры - поры его славы. Это еще  молодой,
красивый офицер, стройный и подтянутый. Чем-то - нервной  ли  худобой  лица,
офицерскими ли усиками или этим знаменитым по всем снимкам  плащом-крылаткой
со львами - он разительно напоминает лейтенанта Шмидта.
     И еще я знаю про Зенкова,  что  он  любил  красивые  вещи.  Вернее,  не
красивые, а изукрашенные. В  музее  хранится  его  портсигар  из  уральского
камня. На нем не осталось  живого  места.  Он  весь  в  вензелях,  образках,
разноцветных  жгуче-синих  и  розовых  эмалях  с  картинками  и  видами.  На
протяжении ладони насажено около трех десятков этих разнообразных цветастых,
узорных, крошечных предметиков. Я смотрел на эту чудесную игрушку  и  думал:
как же все это похоже на творчество самого Зенкова! В течение полувека  этот
замечательный  строитель  рассчитывал,  чертил  и  возводил  все,  что   ему
заказывали власти и частные лица,  -  особняки,  мосты,  церкви,  церквушки,
магазины и лабазы. И строил он  их  по  одному  плану.  Он  терпеть  не  мог
обнаженного пространства и всюду, где только мог, скрадывал  его,  устремлял
карнизы вверх и снова рушил их с высоты; изгибал и ломал линии крыш, украшал
их мелкой резьбой и, заканчивая,  воздвигал  как  пьедестал  всему  огромное
гладкое лобное место крыльца, а потом накрывал его  еще  сверху  куполом;  в
городе, подверженном землетрясениям, он возводил  шпили,  арки  над  окнами,
узорные решетки на окнах, крыл их киноварью и зеленью  (а  охру,  видно,  не
терпел), и мне кажется, что причудливые павильоны нижегородской промышленной
выставки навсегда остались для него идеалом красоты, легкости и богатства.
     Именно поэтому каждое его  здание  узнается  безошибочно.  Узнается  по
резным оконным рамам, по ажурному железу, по дверям, по крыше, по крыльцу, а
главное, по свободному сочетанию всего этого. А то, что этот стиль  не  стал
стилем города, в этом Зенков не виноват. В ту пору не было и не  могло  быть
никакого стиля у города Верного. Он рос стихийно, произвольно -  то  лез  на
прилавки,  то  сбегал  в  овраги,  то  прижимался  саманными  подслеповатыми
избушками к одной речке, медленной и грязной (ее и  звали-то  Поганка!),  то
шарахался всеми своими теремами и башнями к  другой  -  к  кипучему  горному
потоку, бьющему прямо из ледников. Он был так молод, жизнелюбив,  энергичен,
что никакой стиль не мог бы подчинить его себе...
     И все-таки представить себе Алма-Ату без построек  Зенкова  невозможно.
При  всей  его  любви  к  архитектурным  побрякушкам,   резному   дереву   и
гофрированному железу было у него какое-то честное и четкое единство детали,
что-то такое, что роднило его здание с рождественской  елкой,  разукрашенной
снизу доверху. Тут тебе и звезда, тут  тебе  и  петухи,  тут  еще  и  другие
бессмысленно красивые завитушки и кренделя.  И  есть,  есть  в  его  зданиях
что-то действительно нарядное, по-настоящему ликующее и  веселое.  Он  хотел
радовать и удивлять людей, и, конечно, ему  это  удавалось.  Я  уверен,  что
люди, проходя мимо его здания, поднимали головы и улыбались: до чего же  это
все-таки забористо! Выкиньте Зенкова с его чудесными теремами и  башнями  из
города Верного - и сегодняшняя Алма-Ата станет уже чуточку иной. И  даже  не
чуточку иной,  а  совсем  иной,  потому  что  она  лишится  своего  главного
украшения и естественного центра  -  поразительного  зенковского  собора.  А
представить  Алма-Ату  без   этого   полуфантастического   здания   попросту
невозможно.
     Я уже говорил: во время моей работы в музее мне пришлось  составлять  и
писать всякое - от инвентарных списков старой мебели  до  ругательных  писем
лицам, не возвратившим нам экспонатов. Кажется, все вещи в мире  были  тогда
названы и объяснены мною с помощью Брокгауза и Эфрона, и только о соборе,  в
котором я работал (ныне там Музей республики), я так ничего и не написал.
     Да это было  и  понятно.  Никто  тогда  не  интересовался  архитектором
Зенковым {О личной жизни Зенкова, кажется, никто ничего еще не писал. Именно
поэтому и хочется привести клочок воспоминаний,  появившихся  в  год  смерти
замечательного  строителя.  "В  его  маленьком  гостеприимном  флигельке   у
головного ярыка побывало много строителей, и каждый  уносил  оттуда  чувство
большой теплоты к этому старику. Он любил город и край, в котором проработал
больше полувека.  Помню,  собрались  мы  выбирать  место  для  строительства
лесозавода на реке Или  (он  был  тогда  губернским  инженером).  "Выедем  в
понедельник", - сказал я. "Нет, в  понедельник  не  удастся  -  там  выпадет
снег", - ответил он. (До понедельника  оставалось  еще  четыре  дня!)  И  он
оказался прав: мы сумели выбрать место только на следующий за  тем  день.  Я
навсегда запомнил и поездки с ним, и встречи, и рыбную ловлю на реке Или. Он
был большим мастером рыбной ловли и любил охоту на фазанов"  (П.  Григорьев.
Газета "Социалистическая Алма-Ата", 1963 г.).}. Поэтому и я  знаю  о  соборе
только то, что вычитал в старых газетных подшивках. Вот говорят и даже пишут
в путеводителях, что это второе по высоте  здание  в  мире,  выстроенное  из
дерева (недавно в газете я прочитал  даже:  "Высочайшее  в  мире  деревянное
здание"). Может быть, может быть... Хотя я и не особенно в это верю. В самом
деле, кто сравнивал высоту  зенковского  собора  и  того,  первого  в  мире,
которое, как говорят, находится где-то в Испании или в  Канаде?  Кто  вообще
собирал сведения о сравнительной или абсолютной высоте деревянных  зданий  в
мире? Тут все непонятно и недостоверно, начиная с Испании.  Ведь  Испания  -
страна  камня,  обожженной  глины,  широких  известковых  плит  и   гранита.
Католические культуры вообще не любили строить из дерева, и если искать, где
собор еще более высокий и великолепный,  чем  алма-атинский,  то,  вероятно,
лучше бы обратиться к северу: Великому Устюгу, Архангельску или даже  Аляске
{Во всяком случае на торжестве открытия собора епископ Туркестанский Дмитрий
назвал  его  попросту  "одним  из  величайших   деревянных   храмов   нашего
отечества". Мне кажется, что осторожная формулировка ближе всего  к  истине.
Говорят еще, что весь собор построен без железа - ни гвоздя,  ни  болта.  Но
это уж вовсе неверно. Сам Зенков писал о колокольне так: "Стены ее в углах и
простенках прошиты восемью сквозными вертикальными болтами".}.
     Все, что я писал о зданиях Зенкова, полностью относится к этому собору.
Он так огромен и высок, что его не окинешь взглядом. Так  пышен,  что,  если