обагренный кровью, текущей из ран, с потерей укрепления, отбросив от себя
жизнь, ворвался в ряды неприятельские на явную смерть. Он захвачен в плен и
представлен Наполеону. Но в России и на поле Бородинском и везде, даже и
мимолетные удачи обращались к огромлению его мыслей. Спрашивая Лихачева о
войне русских с Турцией, он узнает, что война уже кончена и что полки
русские из пределов Турции выступили в Россию.

Наполеон и не знал и не верил этому! Какой переход от всеведения к
недоумению! И какой переход быстрый! Казалось, что в первых числах июня
1812 года политическая судьба областей европейских была в мощной руке его;
едва промелькнули два месяца и где великий ум великого политика?

Неприязнь человеческая останавливается у могилы странников мира, перешедших
в лоно земли, в лоно общей нашей матери. И так, мне представлялось, что у
того рва, где так разительно проявилось политическое недоумение исполина
нашего века, возносится памятник с надписью: "Мир праху двадцати народов
нашествия тысяча восемьсот двенадцатого года!"

Мир! и да будут равнины Бородинские и Семеновские примирением человечества
европейского! На лице, их по неисповедимым судьбам провидения, в один день,
в один час и на одном месте, почти все народы европейские испытывали силы и
борьбу мужества с мужеством: пусть же после опыта кровавого равнины битвы
Бородинской будут уравнением взаимного уважения народов и да исчезнут
тщеславные прения о превосходстве сил вещественных! Русский полководец поле
битвы Бородинской назвал "местом гладким". Тут ни холмы, ни вершины гор не
заслоняли полков сопротивников; все смотрели в лицо друг друга и в лицо
смерти! Тут негде и некогда было действовать ни хитростям, ни уверткам
военным; тут была борьба явная, открытая; тут шумел дождь ядер и картечей
убийственных тут порывались на взаимный перехват батарей, как будто бы на
взятие крепостей, отверзающих путь в области обширные. Тут был пир смерти!
И нигде и никогда не была она так упитана с тех дней, когда человечество
узнало порох и медяные жерла, в громах своих заглушающие вопли жертв
пораженных.

Равнины битвы Бородинской гладки, как ток, на котором из уложенных снопов
вымолачивают питание человечества, а по лицу их и по узким расщелинам у
кустарников разлетелся пепел девяноста тысяч воинов!

Батареи, бренные нагромождения земли мертвой, кажется, пережили дни целых
веков. Целые поколения воинственного человечества при переходе с берегов
Нары и с берегов Москвы-реки до берегов Сены перешли в сон могильный. Тут
блеснули в памяти моей разительные мысли, высказанные путешественником при
взгляде на развалины горы, разрушившейся 1751 года в пределах древней
Гельвеции. "Так,-говорит он,-так разрушаются и замыслы блистательные и
замыслы кичения властолюбивого! Громом падения своего огласила дальние
окрестности гора разрушившаяся, с таким же шумом протекают грозные
нашествия и на стезях своих оставляют гробовые развалины! Но правда и
любовь, подобно солнцу, сияющему на лазури небесной, блестят и не угасают
на вершине столетий".

День битвы Бородинской! Будь общим днем воспоминаний! В один с нами день да
льются общие слезы всех народов твердой земли Европы! Наполеон не завещал
себе памятника на стогнах парижских, но перед битвой Бородинской он дал
слово, что о каждом из них будет вечная память о том, что он был на великой
битве под стенами Москвы. Народы европейские! С именами ваших родных, ваших
друзей душевных означьте полными буквами: "Бородино, Семеновское, Москву,
Россию". Мы не упрекнем вас за то: громы ратные сближали все народы. да
превратятся они в пальмы вечного мира!

Нам, сынам земли, или, лучше сказать, сынам мира роскошного, нужно по
временам исторгаться из вихря рассеяния и, сближаясь с душою своей,
сближаться с судьбой человечества. Шум веселий земных заглушает в душе
память о бедствиях человечества. А когда более двенадцатого года
девятнадцатого века, когда более было бедствий и злоключений на лице земли
европейской?

Источники слез лились из глаз моих, когда в первый раз въехал я на равнины
битвы Бородинской. Мне казалось, что каждый оборот колес моей повозки
попирает развеянный прах тысяч жертв битвы Бородинской...

Для меня продолжается еще тысяча восемьсот двенадцатый год.

Спасение Отечества успокоило мое сердце, но я отжил для радостей земных.
Двадцать четыре года далек я от всех .увеселений общественных. Не порицаю
их и не положил я на себя зарока. Но с двенадцатого года скольких не стало
друзей моих юных, весенних дней! Напоминание о них, напоминание о бедствиях
человечества и до могилы-часто сводит меня в могилу. Не ропщу на
провидение. Для меня глубокая скорбь душевная-вестница новой жизни.





                   НАПОЛЕОН, ОСАЖДЕННЫЙ РУССКИМИ В МОСКВЕ

Кутузов движениями по Тульской дороге прикрывал пособия обильнейших
областей русских; соблюдал неразрывную связь с армиями Тормасова и
Чичагова; охранял свои полки и принимал в операцию со всеми силами линию,
посредством которой, начиная с дорог Тульской и Калужской, готовился
отрядами пересекать всю линию неприятельскую, растянутую от Смоленска до
Москвы.

Лишенный таким образом всех пособий с тыла, Наполеон при первом шаге в
Москву (повторяю и здесь), не затерявшись в самом себе, увидел бы
угрожавшую ему опасность за мнимое торжество над Москвою, а если б в то
время сетование и недоумение не оковали уст древней русской столицы, то она
могла бы сказать с русским полководцем: "Потеря стен моих, не потеря
Отечества".

По Тверской дороге перед Москвой стоял барон Винценгероде под ямом Черной