генерал Мерлин  имеет семейство,  думал я после:  жизнь его нужна
для  оного.  К чему  ж  мою  сберегло провидение?  К отрадам  или
горестям, к  бедам или утешению?.. Прольет  ли в уста мои счастие
хотя несколько  капель радости из того  сосуда, который позволяет
иссушать до  дна любимцам своим? Но  все вопросы напрасны: завесы
не вскроешь!..  Прости мне отступление; обратимся  к делу. Пальба
началась  еще  с   самого  утра.  Неприятель  стремился  овладеть
пространством,   отделявшим   нас  от   пруссаков,  и   захватить
Вальдгейм,  где  сходятся  дороги.  Генерал Милорадович,  быстрым
распоряжением  войсками,  уничтожил  намерения  его. Отряд  графа
Сент-Приеста, неся  неприятеля на  плечах, делал все,  что только
могут  храбрые  солдаты  при  благоразумном  начальнике.  Генерал
Карпенко,  всегда неразлучный  с передовою цепью  своих стрелков,
удерживал неприятеля  по лесам и в  тесных местах. Киевский полк,
под  командою  неустрашимого  полковника  Писарева,  и  некоторые
баталионы других гренадерских полков несколько раз пролагали себе
путь штыками  сквозь колонны, оспаривавшие у  них дорогу. Наконец
неуступчивость  нашего   арьергарда  и   удачное  действие  пушек
полковника  Нилуса   остановили  неприятеля  версты   за  две  от
Вальдгейма.  Потеря  его  весьма  значительна,  наша  неприметна.

Все   обозы  и   артиллерия  тянутся   за  город,   дабы  заранее
высвободиться из тесных  ущелий. Прочие войска обночлежились пред
городом.  Ярко пылают  огни  на полях.  Добрые саксонцы  дают нам
последние  куски  зачерствелого  хлеба:  голод приправляет  самую
скудную  пищу, а  удовольствие  победы заставляет  забыть о  всем
претерпенном.  Что покажет  завтрашний день? Отзовется  ль громом
сражения? Сегодня слава богу! Прощай!

                                             24 апреля, в сумерки

Сегодня  принц   Евгений  Виртембергский,  начальствуя  передовым
отрядом, выдержал  жаркий бой  близ деревни Этсдорфа  и опрокинул
несравненно  превосходнейшего  в  силах  неприятеля. Принц  этот,
конечно, один из храбрейших и любезнейших принцев в Европе. Помня
о  службе и обязанностях  своих, он,  кажется, вовсе не  помнит о
сане,  чине и  высокой породе  своей. Он  умен -  следственно, не
горд. Часто разговаривать с  солдатами, ласкать офицеров и жить у
полевых огней - вот обыкновенное дело его.

                              24, очень поздно. Мыза близ Носсена

Неприятель остановился отсюда верст за пять. Генерал Милорадович,
генерал   Уваров,  командующий  кавалериею,   английский  генерал
Вильсон, который  ездит прогуливаться в сражения  и не пропускает
ни одного почти авангардного дела, все вместе заняли пространный,
прекрасно  убранный дом.  Адъютанты всех  генералов были  тут же.
Будучи послан  далеко с  приказаниями, я приехал  несколько позже
других.  Все наши  радовались светлой  и покойной  квартире. Одни
играли  на  фортепианах, другие  смотрели  библиотеку. Я  подумал
было,  что   это  дом  если  не   князя,  то,  по  крайней  мере,
какого-нибудь барона;  но мне  сказали, что владелец  его даже не
дворянин! Крайне бы удивился сему, если б это было не в Саксонии.
Две  прекрасные  девушки,   Вильгельмина  и  Шарлота,  играли  на
фортепианах,  пели, показывали  свои рисунки,  альбомы и в  то же
время суетились  по хозяйству: сами накрывали  на стол генералам,
заботились о  кухне и  везде поспевали. Они  разумели французский
язык, читали лучшие книги  на своем; а сверх того были так добры,
так  любезны, что  нельзя  было не  восхищаться воспитанием  этих
недворянок!  С   невинною  простотою  спрашивали   обе  сестры  у
генералов: будет ли завтра  здесь сражение? - Будет, отвечали им,
и очень  жаркое. - Так мы на заре убежим  к нашей тетушке в горы,
говорили они и просили только охранной бумаги.

                                               25, в 8 часов утра

Уже раздалась  пушечная пальба (обыкновенный,  ежедневный вызов к
бою),  и мирные  окрестности  застонали. Дождь  ливмя льет.  Наши
богатые домоседы в такую пору и на охоту не выезжают, а мы должны
ехать на сражение. Бедная Вильгельмина и Шарлота, получа охранный
лист,  бегут  в горы:  так  спасаются невинные  горлицы от  лютых
ястребов! Все  в доме плачут; поселяне  с имуществом скрываются в
леса;  матери  уносят детей  -  все  спасают жизнь,  а мы  спешим
жертвовать ею! Прощай!

                                     25, ввечеру. Город Вильсдруф

Все  платье  на  нас  хоть выжми!  Целый  день  были под  дождем.
Неприятель  с  самого  утра  начал сбивать  передовые  посты.  Мы
предполагали защищать тесные ущелья  по дороге, но он не шел ими,
а  тянулся  вправо по  полям.  Ему удалось  поставить батарею  на
правом  нашем  крыле; орудия  его  были морские,  и ядра  хватали
ужасно далеко. Мы уступали, сражаясь, до самого Вильсдруфа. Почти
при начале сражения стрелки  французские ворвались в ту мызу, где
мы ночевали, и начали все грабить и жечь.

                                        26 апреля. Дрезден. Вечер

Вот мы опять в  Дрездене, или, лучше сказать, в Нейштате. Колонны
авангарда,  разными  дорогами,  быстро  подвигались  к  Дрездену;
неприятель преследовал слабо. День  был прекрасен, солнце сияло в
полном   великолепии.   Быстро   обскакали   мы  Дрезден,   спеша
переправиться через понтонный мост, ибо большой горел. Каштановые
аллеи  цвели;  в  воздухе  разливалось благоухание.  Великолепный
Дрезден, увенчанный  цветами и зеленью  садов, уподобился жертве,
обреченной на заклание!

Около 2-го  часа пополудни  французы толпами ворвались  в город и
как  вода разлились  по  улицам: прибежали  к мосту  и, казалось,
хотели перескочить через Эльбу,  чтоб грабить Нейштат, который мы