поле.  Бедный!  думал  я,  обманутый мгновенною  тишиною,  ты  не
знаешь, что  скоро опять  загремят перуны, и нива  твоя потонет в
крови!..    Французы   в    целодневном    сражении   обыкновенно
приостанавливаются   на  час   времени,  чтоб  с   сугубым  потом
стремлением  возобновить   нападение.  Так  затихает  огнедышущий
вулкан,  готовясь  поглотить целую  область!..  К вечеру  большие
колонны  их  засинелись у  подошвы  горы на  левом нашем  фланге.
Намерение неприятеля  было овладеть  горами, с высоты  которых он
мог  бы  стрелять вдоль  главной  нашей позиции  и сбивать  целые
полки. Семилетняя война, Гохкирхенское сражение и сами собою горы
сии  показывали, сколь  они  важны. Там  поставлен был  небольшой
корпус принца  Виртембергского. Но неприятель  потянулся к горам,
как грозная  туча, с  силами ужасными, и  граф Милорадович должен
был послать  еще несколько полков в  подкрепление нашим, растянув
между  тем  по  всем  противолежащим холмам  баталионы  пехоты  и
эскадроны конницы. Известно,  что издали каждый баталион, стоящий
на  гребне  холма, может  показаться  колонною -  и это  называют
французы:  (faire  paroitre  les  masses) выдвинуть  толпы,  чтоб
показать,  что  у  нас  много!..  Часто  мера  сия  останавливает
неприятеля в дерзких его  намерениях обходить фланги и проч. Граф
Милорадович, привыкший  сражаться с  французами, нередко поражает
их  -  их  же  оружием.  В  горах  началось  самое  жаркое  дело.
Спустились  сумерки,  и мелкий  огонь  заблистал в  них. Гром  то
возвышался, то  сходил вниз, по мере  того как неприятель занимал
высоты или  наши сбивали его. Наконец  нашла мрачная ночь и стала
между  теми и  другими. Сражающиеся,  с обеих сторон,  так близко
одни от  других расположились  на ночлег, или,  лучше сказать, от
усталости попадали  на землю,  что одна только  темнота разделяла
их.  Граф остановился  на  бивак в  Лубенском, храброго  генерала
Мелиссина  полку,  которым   на  то  время  командовал  полковник
Давыдов.  Развели огни, и  мы без  сил попадали около  них. Кусок
хлеба был  тогда великою  драгоценностию. Привели  пленного. Граф
велел  мне  расспросить  его,   и  этот  сержант  7-го  линейного
пехотного полка объявил, что  в горы послано вдруг восемь больших
колонн; что они впотьмах  стреляли по своим; что потеряли в одном
этом месте  до пяти  тысяч; и наконец, что  Наполеон сам провожал
сии  колонны,  разъезжая на  маленькой  белой  лошадке в  простой
солдатской шинели  с красным воротником. Этот  же пленный уверял,
что они целые восемь  дней не имели хлеба (слова свои подтверждал
он, с  жадностью пожирая полусырые картофели,  бывшие у огня); он
прибавил, что  войска не хотели драться;  что Наполеон, распустив
слух, что  заключил перемирие, вывел их  будто для общего смотра,
обещал хлеба  и вдруг, указав на  Бауцен, сказал: "Возьмите его!"

9  мая было  у нас  общее большое  сражение, о  котором подробное
описание  будешь  ты  читать  в  газетах  и потом  в  журнале,  о
действиях  большой   армии,  когда  оный  будет   сочинен.  Я  не
распространяюсь даже  и в описании  отличных действий, покрывшего
себя в  сей день блистательнейшею славою,  левого фланга, которым
командовал  граф   Милорадович,  ибо   и  об  этом   будет  особо
напечатано.  Но  не  могу   вытерпеть,  чтоб  не  заплатить  дани
удивления  неимоверной храбрости графа  Остермана, командовавшего
войсками в  горах. Генерал сей,  известный своею неустрашимостью,
превзошел самого себя в сей день. Не выходя из опасности, забыв о
смерти, ни  на шаг от цепи стрелков,  а часто даже опережая оную,
он дорого продавал неприятелю  каждую сажень земли. Будучи тяжело
ранен в  плечо, с пулею в  теле, сражался еще три  часа, пока его
вывели полумертвого.  Генерал-майор князь  Сибирский, находясь во
все  время при нем,  участвовал в  опасностях сражения и  в славе
победы. В  начале дела граф Милорадович,  объезжая полки, говорил
солдатам: "Помните, что вы сражаетесь в день Святого Николая! Сей
угодник божий  всегда даровал русским победы  и теперь взирает на
вас с небес!.." В  самом деле левый фланг стоял с необыкновенного
твердостию. Дело, бывшее на  сем фланге, может почесться отрывком
Бородинского сражения. Фланг  сей, отразив все усилия неприятеля,
готов  был   сам  идти,  опрокинуть  его   и  разбить.  Уже  граф
Милорадович заготовлял большую колонну, которую сам с бывшими тут
генералами  хотел  вести прямо  на  город...  Неприятель с  своей
стороны  показывал  великое  искусство  и точность  в  действиях.
Многочисленные  строи  его сближались,  разделялись или  заходили
один за  другой, как будто движущиеся  стены. В одном месте толпы
сгущались, в  другом редели... Казалось, что  всем этим управляла
какая-то невидимая рука и двигала людьми, как куклами. В самом же
деле   все  это   производилось  посредством  ракет.   На  центре
подымалась ракета, на левом  фланге понимали ее, отвечали таковою
же и потом исполняли, что следовало: приступ, отступление и проч.
Протяжение целого  строя было, по крайней  мере, верст на десять;
следственно,  сношение  посредством  адъютантов  было бы  слишком
медлительно. Но  ракеты  служили тут  воздушными маяками. Надобно
признаться,  что   французы  большие  мастера   драться  в  общем
сражении,  однако ж  Веллингтон и  Кутузов изобрели  другого рода
тактику,  против которой  они  устоять не  могут. Теперь  нередко
малая война  побивает большую.  На учебных маневрах  только можно
видеть такое стройное отступление,  какое совершали войска наши в
целый  день, в  глазах  неприятеля. Так  уклоняется лев  от толпы
охотников.

Графу Милорадовичу  опять поручено  было остаться в  арьергарде и
прикрывать отступление армий.  Колонны наши пошли боковою дорогою
на  Лебау, чтоб  выйти  потом у  Рейхенбаха на  большую Герлицкую
дорогу. Мы проходили Гохкирху, и достопамятное 1758 года сражение
живо представилось воображению нашему. Другие колонны шли большою
дорогою, которая прямее;  их прикрывал известный генерал Раевский
с гренадерами.

К  ночи неприятель  совсем остановился;  мы от него  далеко ушли.
Граф  Милорадович   уехал  к  государю,   который  вблизи  оттуда
находиться  изволил.  Французы  зажгли  свои биваки  и  окрестные
деревни.  Все  небо обложилось  багрянцем.  Пехота наша  медленно
тянулась; мы  могли нагнать ее во  всякое время; голод мучил нас;