входить в обсуждение многочисленных вспомогательных функций, выполняя которые
правительство может намного повысить эффективность индивидуальной
деятельности, например содействуя распространению информации и устраняя
неопределенность, которой действительно можно избежать. [Действия, которые
правительство может целенаправленно предпринимать по сокращению той
неопределенности для индивида, которая действительно поддается устранению, --
это вопрос, породивший столько путаницы, что я боюсь оставлять в тексте
краткое упоминание о нем без хотя бы некоторых дополнительных разъяснений.
Суть дела в том, что хоть и легко защитить отдельного человека или отдельную
группу от потерь, которые могут быть вызваны непредвиденными изменениями,
мешать людям замечать эти изменения, когда они произошли, значит просто
перекладывать эти потери на плечи других людей, но не предотвращать их. Если,
например, капитал, вложенный в очень дорогостоящий завод, защищен от
обесценения под влиянием новых изобретений благодаря запретам на их внедрение,
то это повышает защищенность владельцев данного завода, но лишает общество
выгод от новых изобретений. Или, другими словами, если мы сделаем поведение
людей более предсказуемым, мешая им приспосабливаться к непредвиденным
изменениям в их знаниях о мире, реально это не сократит неопределенность для
общества в целом. Подлинное сокращение неопределенности состоит всегда в
увеличении знания и никогда -- в препятствовании использованию людьми новых
знаний.] Я упоминаю их только для того, чтобы подчеркнуть, что, помимо
простого принуждения к соблюдению норм гражданского и уголовного права, у
государства есть дополнительные (причем ненасильственные) функции и они вполне
поддаются оправданию с точки зрения индивидуалистических принципов.

Остается, однако, один момент, который я уже упоминал, но который столь важен,
что на нем следует остановиться особо. Он состоит в том, что любой
работоспособный индивидуалистический порядок должен быть построен таким
образом, чтобы не только относительное вознаграждение, ожидаемое индивидом от
того или иного употребления своих способностей и ресурсов, соответствовало
относительной полезности результатов его усилий для других людей, но и чтобы
это вознаграждение соответствовало объективным результатам его усилий, а не их
субъективным достоинствам. Эффективный конкурентный рынок удовлетворяет обоим
данным условиям. Тем не менее именно в связи со вторым из них наше личное
чувство справедливости так часто восстает против безличных решений рынка. И
все же, если индивиду надо иметь свободу выбора, он неизбежно должен нести
риск, с этим выбором связанный, и вознаграждаться не в зависимости от
добродетельности или порочности его намерений, но исключительно исходя из
ценности полученных результатов для других людей. Мы должны прямо признать,
что сохранение индивидуальной свободы несовместимо с полным удовлетворением
наших стремлений к распределительной справедливости.

7

Хотя теория индивидуализма способна, таким образом, внести определенный вклад
в технику построения соответствующей правовой рамки и в усовершенствование
институтов, сложившихся спонтанно, особое значение она, конечно, придает тому
факту, что та часть нашего общественного порядка, которая может или должна
быть сознательным продуктом человеческого разума, представляет лишь малую
толику всех сил общества. Иными словами, государство, воплощающее
преднамеренно организованную и сознательно контролируемую власть, должно
составлять только небольшую часть гораздо более богатого организма,
называемого "обществом", обеспечивая лишь ту правовую рамку, в пределах
которой свободное (и, следовательно, не "управляемое сознательно")
сотрудничество людей имело бы максимальный простор.

Это влечет за собой определенные выводы, где истинный индивидуализм опять-таки
резко противостоит ложному индивидуализму рационалистического толка. Первый из
них заключается в том, что сознательно организованное государство, с одной
стороны, и индивид, с другой, вовсе не считаются единственными реальностями,
что предполагало бы необходимость последовательного искоренения всех
промежуточных образований и ассоциаций (это и было одной из целей французской
Революции). Непринудительные обычаи и условности, присущие социальному
взаимодействию, рассматриваются как неотъемлемые факторы сохранения
упорядоченной работы человеческого общества. Второй вывод состоит в том, что
индивид, участвуя в общественных процессах, должен хотеть и быть готовым
приспосабливаться к переменам и подчиняться обычаям и условностям, которые не
являются плодом сознательного замысла, существование которых в отдельных
случаях может не поддаваться разумному объяснению и которые часто
представляются ему непонятными и иррациональными.

Мне нет нужды продолжать разговор о первом моменте. Было бы излишне еще раз
подчеркивать, что истинный индивидуализм утверждает ценность семьи и любых
совместных усилий небольшой общины или группы, что он убежден в необходимости
местной автономии и добровольных ассоциаций и что его доводы действительно в
значительной мере основаны на том, что многого, для чего обращаются обычно к
принудительной деятельности государства, можно скорее добиться при помощи
добровольного сотрудничества. Не может быть большей противоположности этому,
чем ложный индивидуализм, который хочет растереть все эти небольшие группы до
атомов, ничем между собой не скрепленных, кроме навязанных государством
принудительных правил, и который пытается сделать все общественные связи
предписываемыми вместо того, чтобы использовать государство прежде всего для
защиты индивида от присвоения прав на принуждение более мелкими группами.

Для функционирования индивидуалистического общества столь же важны, наряду с
этими более мелкими объединениями людей, те традиции и обычаи, которые
складываются в свободном обществе и, не будучи принудительными, создают гибкие
и обычно соблюдаемые правила, делая поведение окружающих людей достаточно
высоко предсказуемым. Готовность подчиняться таким правилам не только когда
человек понимает их обоснованность, но до тех пор, пока он не находит веских
доводов против них, является важнейшим условием постепенной эволюции и
усовершенствования норм социального взаимодействия. Готовность обыкновенно
подчиняться результатам общественного процесса, который никем не замышлялся и
оснований которого может никто не понимать, также есть необходимое условие
возможности обходиться без принуждения. [Различие между рационалистическим и
истинно индивидуалистическим подходами хорошо видно из разнообразных мнений,
выражавшихся французскими наблюдателями по поводу видимой иррациональности
английских общественных институтов. Например, жалобы Анри де Сен-Симона на то,
что "сотни томов in folio, мельчайшим шрифтом, не хватило бы, чтобы
перечислить все органические несообразности, существующие в Англии" (Oeuvres