собой порочный круг. Однако до сих пор, похоже, ускользало от внимания, что
вся эта процедура влечет за собой путаницу еще более общего свойства, в
которой упомянутый момент представляет собой лишь частный случай и которая
обусловлена двусмысленностью самого понятия "datum" -- "данное". Данные, под
которыми здесь подразумеваются одинаковые для всех людей объективные факты,
очевидно не эквивалентны данным, которые служат отправным пунктом для
тавтологических преобразований Чистой Логики Выбора. Там "данные" означали
факты, причем только те, которые присутствовали в голове действующего лица, и
лишь эта субъективная интерпретация понятия "данное" делала такие высказывания
необходимо истинными. "Datum" означает данное, известное рассматриваемому
человеку. Однако при переходе от анализа действий индивида к анализу ситуации
в обществе смысл этого понятия претерпевает незаметное превращение.

4

Путаница, касающаяся понятия "данное", стала причиной столь многих наших
затруднений в этой области, что необходимо рассмотреть его несколько более
подробно. Datum, данное, означает безусловно нечто, что дано. Однако вопрос,
который остается открытым и на который в общественных науках может быть два
разных ответа, состоит в том, кому, как предполагается, эти факты даны.
Видимо, подсознательно экономисты всегда испытывали некоторую неловкость по
этому поводу, и им приходилось, наперекор ощущению, что они понятия не имеют,
кому же были даны факты, успокаивать себя, подчеркивая, что факты были даны --
даже прибегая к такому плеоназму, как "данные данные". Но отсюда неясно,
предполагается ли, что упомянутые факты даны наблюдателю-экономисту или что
они даны лицам, чьи действия он хочет объяснить, и что касается последних, то
допускается ли, что всем различным людям внутри системы известны одни и те же
факты или же что "данные" для различных людей могут быть разными.

Нет никакого сомнения, что два этих понимания "данных" -- с одной стороны, в
смысле реальных объективных фактов в том виде, в каком они, как
предполагается, известны наблюдателю-экономисту, и, с другой стороны, в
субъективном смысле, как вещей, известных лицам, чье поведение мы пытаемся
объяснить, -- действительно глубоко несхожи и их следует тщательно
разграничивать. И, как мы увидим, вопрос, почему данные в субъективном смысле
слова вообще должны приходить в соответствие с объективными данными, -- это
одна из основных проблем, требующая от нас ответа.

Полезность такого разграничения немедленно обнаруживается, как только мы
применяем его к вопросу, что может означать понятие общества, в любой данный
момент находящегося в состоянии равновесия. Очевидно, лишь в двух смыслах мы
можем говорить, что субъективные данные, имеющиеся у разных лиц, и
индивидуальные планы, необходимо следующие из них, находятся между собой в
согласии. Мы можем просто иметь в виду, что эти планы взаимно совместимы и
что, соответственно, имеется мыслимый ряд внешних событий, позволяющий всем
людям осуществить свои планы, ни у кого не вызвав разочарования. Если бы такая
взаимная совместимость намерений отсутствовала и, следовательно, никакой набор
внешних событий не мог бы удовлетворить все ожидания, мы были бы вправе просто
сказать, что это не есть состояние равновесия. Перед нами ситуация, когда
пересмотр планов хотя бы некоторых людей неизбежен, или, по выражению,
имевшему в прошлом довольно туманный смысл, но, видимо, точно подходящему к
данному случаю, когда неизбежны "эндогенные" нарушения.

Остается, однако, еще и другой вопрос: соответствуют ли индивидуальные наборы
субъективных данных объективным данным и, следовательно, подкрепляются ли
фактами те ожидания, на которых были основаны планы. Если равновесие требует
соответствия между данными в этом смысле, то решить, находилось ли общество в
равновесии на начало периода, можно было бы лишь ретроспективно, в конце
периода, на который люди составляли планы. Видимо, будет ближе к
укоренившемуся словоупотреблению, если сказать в таком случае, что равновесие,
как оно было определено в первом смысле, может быть нарушено непредвиденным
изменением (объективных) данных, и обозначить это как экзогенное нарушение. В
самом деле, видимо, вряд ли можно придать какой-либо четкий смысл широко
применяемому понятию "изменения в (объективных) данных", если мы не проведем
различия между внешними событиями, согласующимися с ожиданиями, и внешними
событиями, не согласующимися с ними, и не определим как "изменение" любое
отклонение действительного развития событий от ожидавшегося, независимо от
того, имело ли место "изменение" в некоем абсолютном смысле. Если, например,
неожиданно прекратится чередование времен года и погода, начиная с
определенной даты, будет оставаться постоянной, это, конечно, будет
представлять изменение в данных в нашем смысле, то есть отклонение от
ожиданий, хотя в абсолютном смысле это будет не изменением, а его отсутствием.
Но все это означает, что мы можем говорить об изменении в данных, только если
существует равновесие в первом смысле, то есть если ожидания совпадают. Если
же они противоречат друг другу, то любое развитие внешних событий может
привести к осуществлению ожиданий одних людей и обману ожиданий других и
нельзя будет решить, в чем же состояло изменение в объективных данных. [Ср.
мою статью: "The Maintenance of Capital", Economica, II (new ser., 1935), 265,
перепечатано в Profits, Interest and Investment (London, 1939).]

5

В применении к обществу мы можем говорить о состоянии равновесия в какой-то
момент времени, но это лишь означает, что различные планы, составленные
индивидами для своих действий в данный момент, взаимно совместимы. И
равновесие, стоит ему установиться, будет сохраняться, пока внешние данные
будут соответствовать общим для всех членов общества ожиданиям.
Продолжительность состояния равновесия в этом смысле не зависит от постоянства
объективных данных в абсолютном смысле, и оно не обязательно сводится к
стационарному процессу. Равновесный анализ становится в принципе применим и к
прогрессирующему обществу, и к тем межвременным ценовым соотношениям, которые
доставляли нам столько беспокойства в последнее время. [Это отделение понятия
равновесия от понятия стационарного состояния представляется мне не чем иным,
как неизбежным итогом процесса, продолжавшегося довольно долго. Сегодня,
вероятно, всеми ощущается, что эти два понятия связаны не по сути, а только в
силу исторических обстоятельств. Если полное отделение все еще не состоялось,
то, по-видимому, только потому, что до сих пор не было предложено никакого
альтернативного определения состояния равновесия, позволившего бы
сформулировать в общем виде те положения равновесного анализа, которые, по
сути, не зависят от понятия стационарного состояния. Очевидно несмотря на это,