архонтам. Ты препятствовал проповеди истинной веры среди варваров и открыл
им дорогу в империю. Я должен выполнить желание пресвитера.
     Малх схватил руки купца.  Слова объяснений,  оправданий рвались с его
уст.
     - Молчи, молчи, - шептал Репартий, - слова бессильны. Ах! Сюда идут!
     Оба присели,  озираясь.  Никого не было. Испуганный Репартий поспешно
договаривал:
     - Скорее,  Деметрий не  должен меня  заподозрить.  Делай что  хочешь,
размысли,  у тебя еще есть время.  Помни:  я молчал,  ты ничего не слышал!
Видит бог, и пресвятая дева, и троица единосущная - я ни при чем. Это твое
дело, твоя судьба.
     Репартий  часто-часто  крестился,  разрушая  дурное  сплетение  своей
судьбы со  злосчастной долей  Малха.  Охваченный суеверным страхом,  купец
клял свое вмешательство. Сейчас его толкнуло в сердце, он узнал - злой рок
преследует этого человека.  Когда судьба против,  ничто не поможет. Сделав
указательным пальцем и мизинцем правой руки рога - так Дева Мария отгоняла
сатану,  - Репартий почти бежал. Лишь на открытом месте он пошел тихо, как
приличествует достойному человеку.
     Малх  забыл  усталость.  Казалось,  уже  захлопнулась железная  дверь
тюрьмы. Знакомый ход, облицованный камнем, идет покато вниз. Уже поднимают
крышку в  полу.  Ступай туда,  в  черную дыру.  Ее называют всерьез,  не в
насмешку,  мирным местом.  Потом вытащат,  полумертвого от голода и жажды,
опьяневшего от  смрада.  Накормят соленой  рыбой,  вывернут руки,  иссекут
кнутом  с  медными  колючками,  сорвут  ногти,  испещрят каленым  железом.
Заставят назвать небывалых сообщников -  подскажут кого.  И добьют,  когда
вместо Малха останется раздавленный, онемевший остов человека.
     Он  понял:  все это он знал еще вчера,  когда пресвитер отказал ему в
благодати.  Да,  знал,  но малодушно не хотел знать. Он был быком, который
везет на бойню телегу с мясниками.
     Усталость сломила его.  Ночью,  в  полном мраке,  он выполз на берег.
Спрятаться  на  острове?  Его  найдут.  Какая  ловушка!  Зачем  он  принял
приглашение Репартия  и  отправился  в  злосчастную поездку...  До  берега
версты две.  Бурная река,  холодная вода -  ему не  одолеть стихию,  он не
россич Ратибор и не прусс Индульф. А не поможет ли ему молодой прусс?
     Как  вор  на  византийском базаре,  Малх  бродил около  спящих.  Если
Индульф ушел  на  свой челн,  поиски тщетны.  Прусские челны ночью слишком
похожи один на другой.  Он переполошит пруссов,  наделает шума. Теперь все
казалось опасным.
     Первым Малх нашел Фара.  Удача -  Индульф спал тут же.  Малх прилег и
тихонько  разбудил  молодого  прусса.  С  вдохновением отчаяния  он  сумел
объясниться: нужно бежать, нужна помощь мужчины мужчине, воина - воину.
     Индульф не нашел ничего чрезвычайного в  просьбе Малха.  Преследуемые
враждой сильных,  избегая наказания за проступок, совершенный под влиянием
оскорбления,  мстя или избегая места, соотчичи Индульфа не считали позором
бегство в горы и леса. Лишаясь всего, они сохраняли главное - свободу.
     Индульф выразил сожаление,  и Малх понял, что пруссы собирались взять
его с  собой.  Но  это было бы невозможно:  даже на большом корабле трудно
спрятать человека.
     Сочувствие окрылило Малха.
     - Помоги мне, - просил он.
     Индульф  разбудил  Фара.  Трое  мужчин  пробирались  между  потухшими
кострами,  переступая через  спящих.  Изнурительный день  скосил всех.  На
берегу нашелся легкий челнок из тех,  которые возили с собой пруссы.  Малх
ждал  у  большого челна,  куда  скрылись Индульф и  Фар.  Пруссы  медлили.
Наконец,  перегнувшись,  Индульф передал Малху колчан,  лук, меч и кожаный
мешок. Две или три головы появились над бортом, похожие в темноте на концы
бревен.
     Первым  в  челнок  забрался Малх,  за  ним  Фар  и  Индульф осторожно
спустились в зыбкое суденышко.
     Через волокна тумана слабо светила багровая луна.  Фар и  Малх сидели
на веслах,  Индульф помогал гребцам кормовым веслом.  Малху казалось,  что
они плывут бесконечно. Коротка весенняя ночь. Пруссы не захотят из-за него
ссориться с ромеями.
     Внезапно весло Малха задело дно. Индульф выскочил и подтащил челнок.
     Они поспешно простились.
     - Если суждено -  мы встретимся.  Желаю тебе,  ромей, славной смерти,
когда взойдет луна твоей ночи! Стремись к невозможному, и жизнь не будет в
тягость тебе. Мне пора!
     Впоследствии Малх уверил себя, что именно эти слова произнес Индульф.
     Беглец вошел в  воду и сильно оттолкнул челнок.  Под кормой взбурлила
вода.  Пруссы взялись за весла.  На красноватой воде и  люди и челнок были
черны,  как облитые смолой.  Еще немного,  и туман проглотил все, как ночь
глотает землю.
     Малх жадно пил,  ему  казалось -  он  не  пил  вечность.  Он  не  мог
оторваться от реки. Вода пахла черной землей.
     В мглистом мраке неба вокруг острия Северной Звезды беззвучно и низко
катились близкие светила ночи.


     Нужно уйти от реки,  спрятаться.  Малх очнулся от яркого света. Утро:
он  не заметил,  как заснул.  Малх вскочил.  Первый корабль уже отходил от
острова.  Маленький-маленький...  челны за его кормой тянулись безголовыми
утками. Там и Деметрий!
     Суетившиеся на  берегу  острова люди  издали  казались медлительными,
коротконогими жуками.  Корабли вбирали людей,  берег пустел.  Под  солнцем
серая ткань парусов делалась крылом белой чайки.  Челны пруссов шли стаей.
Высокие носы, грубые вблизи, отсюда были стройны и красивы, как ястребиные
головы.
     Малх  поднял руку,  приветствуя друга.  Но  какой  глаз  различит его
здесь,  под каменистым откосом!  Он взобрался на кручу.  Теперь его видят.
Пусть видят! Поздно для врага, есть еще время для друзей.
     Уходят, уходят... Весла били воду, как лапки насекомых. Исчезла корма
последнего прусского челна. Малху чудилось, что Индульф махал ему оттуда.
     Человек и пустыня остались лицом к лицу.
     Низко над Днепром тянули крупные и  мелкие чайки.  Пенными островками
сидели станицы лебедей,  гусей,  пеликанов. Быстро-быстро свистя крыльями,
чуть не  задев человека,  промчался селезень,  в  брачном полете преследуя
серую  утку.  Тяжело плеснулась крупная рыба.  Увлекаемые течением,  круги
мгновенно вытянулись овалами.
     Обеими  руками  Малх  обнял  безбрежность.   В   сущности,   он   был