и древностях похищенных; клялися умереть за вольность, за храм Софии, и
бились с остервенением. Архиепископ Иоанн, провождаемый всем Клиросом,
вынес икону Богоматери и поставил на внешнем деревянном укреплении, или
остроге:
   Игумены, Иереи пели святые песни; народ молился со слезами, громогласно
восклицая: Господи помилуй. Стрелы сыпались градом: рассказывают, что одна
из них, пущенная воином Суздальским, ударилась в икону; что сия икона в то
же мгновение обратилась лицом к городу; что слезы капали с образа на фелон
Архиепископа и что гнев Небесный навел внезапный ужас на полки осаждающих.
   Новогородцы одержали блестящую, совершенную победу и, приписав оную
чудесному заступлению Марии, уставили ежегодно торжествовать ей 27 ноября
праздник благодарности. Чувство живой Веры, возбужденное общим умилением,
святыми церковными обрядами и ревностным содействием Духовенства, могло
весьма естественным образом произвести сие чудо, то есть вселить в сердца
мужество, которое, изумляя врага, одолевает его силу. Новогородцы видели в
Андреевых воинах не только своих злодеев, но и святотатцев богопротивных:
мысль, что за нас Небо, делает храброго еще храбрее. Победители, умертвив
множество неприятелей, взяли столько пленных, что за гривну отдавали
десять Суздальцев (как сказано в Новогородской летописи), более в знак
презрения, нежели от нужды в деньгах. - Бегущий Мстислав был наказан за
свою лютость; воины его на возвратном пути не находили хлеба в местах,
опустошенных ими, умирали с голода, от болезней, и древний Летописец
говорит с ужасом, что они тогда, в Великий пост, ели мясо коней своих.
   Казалось, что Новогородцы, столь озлобленные Боголюбским,
долженствовали навеки остаться его врагами; но (к удивлению
современников), чрез несколько месяцев изгнав Князя своего, Романа, они
вошли в дружелюбное сношение с Андреем: ибо терпели недостаток в хлебе и
других вещах необходимых, получаемых ими из соседственных областей
Российских. Четверть ржи стоила тогда в Новегороде около рубля сорока трех
копеек нынешними серебряными деньгами. Довольные славою одержанной победы,
не желая новых бедствий войны и щадя народ, чиновники, Архиепископ, люди
нарочитые предложили мир Боголюбскому, по тогдашнему выражению, на всей
воле своей, то есть не уступая прав Новогородских: Великий Князь принял
оный с тем условием, чтобы вместо умершего Святослава княжил в Новегороде
брат его, Рюрик Ростиславич, который господствовал в Овруче, не хотел
перемены и, единственно в угодность Андрею выехав оттуда, приказал сей
Удел Волынский брату Давиду.
   Северные области успокоились: в южных снова свирепствовали Половцы,
которые на сей раз пришли из-за реки Буга, от берегов Черного моря. Глеб
Киевский, отягченный болезнию, не мог защитить бедных земледельцев; но
храбрый Михаил и юный брат его, Всеволод Георгиевич, с Торками и
Берендеями разбили хищников.
   Воевода Михаилов, Володислав, дал Князю совет умертвить пленных: ибо
другие толпы неприятелей были еще впереди. Сия жестокость казалась тогда
спасительною мерою безопасности. Освободив 400 Россиян, сыновья Георгиевы
возвратились оплакать кончину Глеба, благонравного (по сказанию
летописцев), верного в слове и милосердого.
   Еще Андрей не имел времени назначить преемника Глебова, когда
Ростиславичи, Давид и Мстислав, послали в Волынию за дядею своим,
Владимиром Дорогобужским, желая, чтобы он, как старший в роде Мономаховом,
господствовал в Киеве или в самом деле зависел от них, господствуя только
именем. Будучи союзником Ярослава Луцкого и сыновей его брата, Владимир,
не сказав им ни слова, уехал из Дорогобужа и был [15 февраля 1171 г.]
возведен племянниками на Киевский престол, к неудовольствию граждан и
Боголюбского, который, хотя унизил сию столицу, однако ж думал, что Князь,
славный только вероломством, не достоин именоваться наследником ее древних
самодержцев. Досадуя внутренно и на Ростиславичей, самовольно призвавших
дядю, Андрей велел ему немедленно выехать из Киева; но Владимир, княжив
менее трех месяцев, умер, памятный криводушием и всеми презираемый: ибо не
имел блестящих свойств, смелости и мужества, коими другие Князья, столь
часто ему подобные в вероломстве, закрашивали свои преступления.
   Тогда Андрей, соединяя честолюбие с благородным бескорыстием и как бы
желая великодушием устыдить Ростиславичей, объявил им, что они, дав слово
быть ему послушными как второму отцу, имеют право ждать от него милости и
что он уступает Киев брату их, Роману Смоленскому. Довольный сею особенною
благосклонностию Великого Князя, Роман поручил Смоленск сыну Ярополку и
въехал в столицу Киевскую при изъявлениях всеобщей радости жителей,
любивших в нем добродетели отца его:
   справедливость и незлобие. Он торжествовал вместе и свое восшествие на
престол и победу, одержанную Игорем Святославичем Северским (близ урочища
Олтавы и реки Ворсклы) над Кобяком и Кончаком, Ханами Половецкими. Юный
Игорь сам вручил ему сайгат, или трофеи, в знак уважения; был одарен
Ростиславичами и весело праздновал с ними в Вышегороде день Святых Бориса
и Глеба.
   Не уважая Киева, Андрей старался подчинить себе Новгород уже не силою,
но дружбою и справедливостию. Рюрик не долго был там Князем: выгнав
Посадника Жирослава (ушедшего к Боголюбскому), он не мог жить с гражданами
в мире и скоро уехал к братьям. На его место Андрей с удовольствием дал
Новогородцам юного сына своего, Георгия, и сам решил их важнейшие дела
гражданские, по коим Архиепископ Иоанн ездил на совет к нему в Владимир.
Народ, в угодность Великому Князю, снова признал Жирослава главным своим
чиновником; а Великий Князь, в угодность народу согласился чрез год на
избрание другого Посадника.
   В то время Андрей имел опять войну с Болгарами, желая ли отмстить им за
какие обиды или обогатиться добычею в стране торговой. Рязанцы и муромцы
соединились с его сыном, Мстиславом, на устье Оки и зимою пришли к берегам
Камы, но в малом числе: ибо люди отбывали от зимнего похода, трудного в
местах, большею частию ненаселенных, где лежат глубокие снега и часто
свирепствуют метели. Главный воевода Андреев, Борис Жидиславич, взяв шесть
Болгарских деревень и седьмый городок, умертвив жителей, пленив жен и
детей, советовал Князьям идти назад.
   6000 Болгаров гнались за ними и едва не настигли Мстислава близ
границы, верстах в 20 от устья Оки. Сей Князь, возвратясь в столицу,
кончил жизнь в юности.
   Пользуясь доверенностию отца в делах ратных, он без сомнения отличался
мужеством.
   Горестный Андрей, оплакивая смерть достойного сына, не терял бодрости в
делах государственных, ни властолюбия. Вероятно, что Рюрик, принужденный
отказаться от Новагорода, винил в том не одну строптивость его жителей, но
и хитрость Великого Князя, столь охотно взявшего на себя быть их главою.