желанию, не хотели их освободить, говоря: "Мы умираем за Русскую землю, но
пленники наша собственность". Георгий, два раза ездив в Канев для свидания
с Ханами Половецкими, не мог обезоружить их ни ласкою, ни дарами; наконец
заключил с ними новый союз, чтобы в нужном случае воспользоваться помощию
сих варваров: ибо он, по тогдашним обстоятельствам, не мог быть уверен в
своей безопасности.
   [1157 г.] Ростислав Мстиславич имел преданных ему людей в Новегороде,
которые с единомышленниками своими объявили всенародно, что не хотят
повиноваться Мстиславу Георгиевичу. Сделалось смятение; граждане
разделились на две стороны:
   Торговая вооружилась за Князя, Софийская против него, и мост
Волховский, с обеих сторон оберегаемый воинскою стражею, был границею
между несогласными. Но сын Георгиев бежал ночью, узнав о прибытии детей
Смоленского Князя, и таким образом уступил Княжение Ростиславу, который,
чрез два дня въехав в Новгород, восстановил совершенную тишину.
   Сие происшествие долженствовало оскорбить Георгия: у него были и другие
враги.
   Изяслав Давидович с завистию смотрел на престол Киевский; искал друзей;
примирился с Ростиславом и для того оставил без мести неверность своего
племянника, Святослава Владимировича, который, вдруг заняв на Десне города
Черниговские, передался к Смоленскому Князю. Мстислав Изяславич Волынский
также охотно вступил в союз с Давидовичем, чтобы действовать против
Георгия, и сии Князья, напрасно убеждав Северского взять их сторону,
готовились идти к Киеву в надежде на свое мужество, неосторожность и
слабость Георгиеву. Судьба отвратила кровопролитие: Георгий, пировав у
Боярина своего, Петрила, ночью занемог и чрез пять дней [15 Маия 1157 г.]
умер. Сведав о том, Изяслав Давидович пролил слезы и, воздев руки на небо,
сказал: "Благодарю тебя, Господи, что ты рассудил меня с ним внезапною
смертию, а не кровопролитием!"
   Георгий властолюбивый, но беспечный, прозванный Долгоруким, знаменит в
нашей истории гражданским образованием восточного края древней России, в
коем он провел все цветущие лета своей жизни. Распространив там Веру
Христианскую, сей Князь строил церкви в Суздале, Владимире, на берегах
Нерли; умножил число духовных Пастырей, тогда единственных наставников во
благонравии, единственных просветителей разума; открыл пути в лесах
дремучих; оживил дикие, мертвые пустыни знамениями человеческой
деятельности; основал новые селения и города:
   кроме Москвы, Юрьев Польский, Переяславль Залесский (в 1152 году),
украшая их для своего воображения сими, ему приятными именами и самым
рекам давая названия южных. Дмитров, на берегу Яхромы, также им основан и
назван по имени его сына, Всеволода-Димитрия, который (в 1154 году)
родился на сем месте. - Но Георгий не имел добродетелей великого отца; не
прославил себя в летописях ни одним подвигом великодушия, ни одним
действием добросердечия, свойственного Мономахову племени.
   Скромные Летописцы наши редко говорят о злых качествах Государей,
усердно хваля добрые; но Георгий, без сомнения, отличался первыми, когда,
будучи сыном Князя столь любимого, не умел заслужить любви народной. Мы
видели, что он играл святостию клятв и волновал изнуренную внутренними
несогласиями Россию для выгод своего честолюбия: к бесславию его нам
известно также следующее происшествие.
   Князь Иоанн Берладник, изгнанный Владимирком из Галича, служил Георгию,
и вдруг, без всякой вины (в 1156 году), был окован цепями и привезен из
Суздаля в Киев:
   Георгий согласился выдать его, живого или мертвого, зятю своему,
Владимиркову сыну. Заступление Духовенства спасло жертву: убежденный
человеколюбивыми представлениями Митрополита, Георгий отправил Берладника
назад в Суздаль; а люди Князя Черниговского, высланные на дорогу, силою
освободили сего несчастного узника. - Одним словом, народ Киевский столь
ненавидел Долгорукого, что, узнав о кончине его, разграбил дворец и
сельский дом Княжеский за Днепром, называемый Раем, также имение
Суздальских Бояр, и многих из них умертвил в исступлении злобы. Граждане,
не хотев, кажется, чтобы и тело Георгиево лежало вместе с Мономаховым,
погребли оное вне города, в Берестовской Обители Спаса.
   Церковные дела сего времени достойны замечания. Георгий не желал
оставить Митрополитом Климента, избранного по воле ненавистного ему
племянника, и согласно с мыслями Нифонта, Епископа Новогородского, им
уважаемого, требовал иного Пастыря от Духовенства Цареградского. Святитель
Полоцкий и Мануил Смоленский, враг Климентов, (в 1156 году) с великою
честию приняли в Киеве сего нового Митрополита, именем Константина, родом
Грека; вместе с ним благословили Великого Князя, кляли память Изяслава
Мстиславича и в первом совете уничтожили все церковные действия бывшего
Митрополита; наконец, рассудив основательнее, дозволили отправлять службу
Иереям и Диаконам, коих посвятил Климент. Ревностный Нифонт не имел
удовольствия видеть свое полное торжество: он спешил встретить
Константина, но еще до его прибытия скончался в Киеве, названный славным
именем поборника всей земли Русской. Сей знаменитый муж, друг Святослава
Ольговича, имел и неприятелей, которые говорили, что он похитил богатство
Софийского храма и думал с оным уехать в Константинополь: современный
Летописец Новогородский опровергает такую нелепую клевету и, хваля
Нифонтовы добродетели, говорит: "Мы только за грехи свои лишились
сладостного утешения видеть здесь гроб его!" - Новогородцы на место
Нифонта в общем совете избрали добродетельного Игумена Аркадия и еще
непоставленного ввели в дом Епископский: ибо избрание главного духовного
сановника зависело там единственно от народа.



                                 Глава XV

    ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ИЗЯСЛАВ ДАВИДОВИЧ КИЕВСКИЙ. КНЯЗЬ АНДРЕЙ СУЗДАЛЬСКИЙ,
                   ПРОЗВАННЫЙ БОГОЛЮБСКИМ. Г. 1157-1159


  Падение Великого Княжения Киевского. Новое сильное Княжение Владимирское.
Происшествия в западной России. Мятежный дух Полочан. Раздор за Берладника.
Бескорыстие Святослава. Неблагодарность Изяславова. Бегство Великого Князя.
Странное завещание Митрополита. Мор в Новегороде.


   Киевляне, изъявив ненависть к умершему Великому Князю, послали объявить