истинно великолепного пиршества:
   Государь веселился с народом, как добрый отец среди любезного ему
семейства. На другой день ударили в Вечевой колокол, и граждане спешили на
Двор Ярославов: там Великий Князь, в собрании Новогородцев и Псковитян,
произнес краткую, но сильную речь. "Братья! - сказал он. - Князь
Суздальский оскорбляет Новгород. Оставив столицу Русскую, я прибыл
защитить вас. Хотите ли войны? Меч в руке моей. Хотите ли мира? Вступим в
переговоры". "Войны! Войны! - ответствовал народ: - ты наш Владимир, ты
Мстислав! Пойдем с тобою все, от старого до младенца". Ратники надели
шлемы. Псковитяне, Корелы собрали также войско, и Великий Князь на устье
Медведицы соединился с братом своим, Ростиславом. Напрасно ждали они
возвращения Посла, отправленного ими к дяде еще из Смоленска: Георгий
задержал его и не хотел ответствовать на их жалобы. Напрасно ждали и
Князей Черниговских, которые остановились в земле Вятичей и хотели прежде
видеть, кому счастие войны будет благоприятствовать. [1149 г.] Мстиславичи
вступили в область Суздальскую: села и города запылали на берегах Волги до
Углича и Мологи; жители спасались бегством.
   Новогородцы разорили окрестности Ярославля, и война кончилась без
сражения: ибо весна уже наступала, реки покрывались водою и кони худо
служили всадникам.
   Изяслав, проводив Новогородцев, весновал в Смоленске и благополучно
возвратился в столицу, к искренней радости народа. Семь тысяч пленников
свидетельствовали его победу.
   Скоро Великий Князь испытал превратность счастия и мог приписать оную
собственной несправедливости. Ростислав Георгиевич был ему истинным
другом; но клеветники говорили Изяславу, что сей Князь, в его отсутствие,
старался обольстить Днепровских Берендеев и самых Киевлян, хотел завладеть
столицею и подобно отцу ненавидит род Мстислава. Люди, склонные к
чистосердечной доверенности, легко верят и злословию: Великий Князь,
упрекая Ростислава неблагодарностию, отнял у него все имение, оружие,
коней; заключил в цепи дружину и самого отправил с тремя человеками в
лодке к отцу, не дав ему суда и не хотев слушать оправданий. Георгий
оскорбился бесчестием сына гораздо более, нежели опустошением Суздальской
области. "Так платит Изяслав неосторожному юноше за безрассудную любовь и
дружбу! - говорил он: - жестокий племянник совершенно отчуждает меня и
детей моих от земли Русской" (сим именем преимущественно означалась тогда
Россия южная). Георгий наконец выступил, соединясь с Половцами.
   Святослав Ольгович, видя беспрестанно в мыслях своих окровавленную тень
брата и считая Великого Князя убийцею, обрадовался случаю мести: мир,
клятвенно утвержденный в Черниговском храме, и брачный союз юной его
дочери с сыном Князя Смоленского не могли укротить сей злобы, ибо она
казалась ему священным долгом.
   Но Давидовичи решительно отказались от дружбы Георгия, ответствуя: "Ты
не спас городов наших; ныне, заключив союз с Изяславом, не хотим нарушить
оного и не можем играть душою". Усердно помогая Великому Князю, они вместе
с ним убеждали Святослава быть его другом, согласно с данною ими клятвою.
"Буду (сказал Ольгович), когда Изяслав возвратит мне все имение моего
брата". Уверенный, что Георгий действительно намерен идти к Киеву,
Святослав выехал к нему на встречу близ Обояна; также и сын Всеволодов,
единственно в угодность дяде. Георгий долго стоял у Белой Вежи, надеясь
одним страхом победить Великого Князя. Но Изяслав, собрав верных братьев,
готовился к битве. "Я отдал бы ему (говорил он) любую область, если бы
Георгий пришел один с детьми своими; но с ним варвары Половцы и враги мои,
Ольговичи". Киевляне хотели мира: "Заключим его (сказал Изяслав), но имея
в руках оружие". Георгий осадил Переяславль: там находились Владимир и
Святополк Мстиславичи. Великий Князь спешил защитить город и вошел в него;
а Георгий, желая оказать умеренность, послал к нему Боярина с такими
словами:
   "Чтобы отвратить несчастное кровопролитие, забываю обиды, разорение
моих областей и старейшинство, коего ты лишил меня несправедливо. Царствуй
в Киеве:
   отдай мне только Переяславль, да господствует в нем сын мой!" Гордый
Изяслав велел задержать Посла; отслушал Литургию у Св. Михаила и, готовясь
обнажить меч, требовал благословения от Епископа Евфимия. Напрасно сей
добрый Пастырь слезно умолял его примириться. "Нет! - сказал Князь: - я
добыл Киева и Переяславля головою: могу ли отдать их?" Умные Бояре
советовали ему хотя помедлить, думая, что Георгий без сражения удалится, с
одним стыдом неудачи. Но Изяслав, следуя мнению других и порыву
собственного, нетерпеливого мужества, расположил войско против неприятеля.
Уже солнце спускалось к западу, и в Переяславле благовестили к Вечерне:
Полководцы еще не давали знака, и рать не двигалась; одни стрелки были в
действии. Георгий начал отступать: тогда Изяслав, как бы пробужденный от
глубокого сна, быстро устремился вперед, вообразив, что неприятель бежит.
   Затрубили в воинские трубы; солнце закатилось, и шум битвы [23 августа
1149 г.] раздался. Она была кровопролитна и несчастлива для Великого
Князя. Берендеи обратили тыл; за ними Изяслав Давидович с дружиною
Черниговскою; за ними Киевляне; а Переяславцы изменили, взяв сторону
Георгия. Изяслав пробился сквозь полк Ольговича и Суздальский, прискакал
сам-третий в Киев и, собрав жителей, спрашивал, могут ли они выдержать
осаду? Граждане в унынии ответствовали ему и Ростиславу Смоленскому:
"Отцы, сыновья и братья наши лежат на поле битвы; другие в плену или без
оружия. Государи добрые! Не подвергайте столицы расхищению; удалитесь на
время в свои частные области. Вы знаете, что мы не уживемся с Георгием:
когда увидим ваши знамена, то все единодушно на него восстанем".
   Великий Князь, взяв супругу, детей, Митрополита Климента, поехал в
Владимир, а Ростислав в Смоленск. Георгий вошел в Переяславль, через 3 дня
в Киев и, дружелюбно пригласив туда Владимира Черниговского, в общем
Княжеском совете распорядил Уделы: отдал Святославу Ольговичу Курск,
Посемье, Сновскую область, Слуцк и всю землю Дреговичей, бывшую в
зависимости от Великого Княжения; сыновьям же: Ростиславу Переяславль,
Андрею Вышегород, Борису Белгород, Глебу Канев, Васильку Суздаль.
Знаменитый Епископ Нифонт находился тогда в Киеве:
   призванный Изяславом, он все еще не хотел покориться Митрополиту
Клименту; называл его не Пастырем Церкви, а волком, и, заключенный в
монастыре Печерском, великодушно сносил гонение. Георгий возвратил ему
свободу и, с честию отпустив к Новогородцам сего любезного им Епископа,
надеялся тем преклонить к себе сердца их, хотя в то же самое время Воевода
Иоанн Берладник, оставив Смоленского Князя и вступив в Георгиеву службу,
нападал на чиновников Новогородских, собиравших дань в уездах.
   Изгнанный Великий Князь обратился к старшему дяде, Вячеславу, им