наказывая их как мятежников, когда они желали независимости. В сие время,
по сказанию древнейшего Летописца Ливонского, славился могуществом Князь
Полоцкий Владимир: он господствовал до самого устья Двины, и власть его
над южною Чудскою землею была вообще столь известна, что благочестивый
старец Меингард, усердный Немецкий Католик, приехав около 1186 года с
купцами Немецкими в Ливонию, просил у него дозволения мирно обращать
тамошних язычников в Христианство: на что Владимир охотно согласился и
даже отпустил Меингарда с дарами из Полоцка, не предвидя вредных
следствий, которым скоро надлежало открыться для Россиян от властолюбия
Пап и Духовенства Римского.
   Меингард имел успех в важном деле своем: основал первую Христианскую
церковь в Икскуле вместе с маленькою крепостию (недалеко от нынешней
Риги); учил язычников Закону и военному искусству для их безопасности;
крестил волею и неволею; одним словом, утвердил там Веру Латинскую.
   Новогородцы, желая отмстить народу Югорскому за убиение их собирателей
дани, в 1193 году послали туда Воеводу с дружиною довольно многочисленною.
Жители, хотя свирепые обычаем и дикие нравами, имели уже города. Воевода,
взяв один из оных, пять недель стоял под другим, терпя нужду в съестных
припасах. Осажденные уверяли его в своей покорности, называли себя
Новогородскими слугами и несколько раз обещали вынести обыкновенную дань:
соболей, серебро (что, как надобно думать, получали они меною от
дальнейших народов Сибирских). Неосторожный Воевода, приглашенный ими,
въехал в город с двенадцатью чиновниками и был изрублен в куски; такую же
участь имели и другие 80 Россиян, вошедшие за ними.
   На третий день, Декабря 6, жители сделали вылазку и почти совсем
истребили осаждающих, изнуренных голодом. Спаслося менее ста человек,
которые, долгое время скитаясь по снежным пустыням, не могли дать о себе
никакой вести Новогородцам, беспокойным о судьбе их, и возвратились уже
чрез 8 месяцев. Вместо того, чтобы идти в храм и благодарить Небо, спасшее
их от погибели, сии несчастные вздумали судиться пред народом, обвиняли
друг друга в измене, в тайном сношении со врагами во время осады города
Югорского. Дело, весьма неясное, кончилось убиением трех граждан и
взысканием пени с иных, мнимых преступников.
   [1194-1195 гг.] Всеволод Суздальский и Святослав Киевский держали
равновесие Государства: Новгород, Рязань, Муром, Смоленск, некоторые
области Волынские и Днепровские, подвластные Рюрику, признавали Всеволода
своим главою: Ольговичи и Владетели Кривские повиновались Святославу,
который, несмотря на то, чувствовал превосходство сил на стороне Великого
Князя и, следуя внушениям благоразумия, свойственного опытной старости, не
дерзал явно ему противоборствовать. Так, имея ссору о границах с Князьями
Рязанскими и готовый вместе с другими Ольговичами объявить им войну, он не
мог начать ее без дозволения Всеволодова: требовал оного, не получил и
должен был мирно возвратиться из Карачева. На сем пути Святослав занемог:
чувствуя сильную боль в ноге, летом ехал в санях до реки Десны, где сел в
лодку; из Киева немедленно отправился в Вышегород: облил слезами раку
Святых Мученников, Бориса и Глеба; хотел поклониться там гробу отца
своего, но видя дверь сего придела запертою, спешил возвратиться к
супруге. Он жил только неделю; мог еще однажды выехать из дворца к обедне;
слабел, едва говорил и лежал наконец в усыплении; за несколько же часов до
смерти вдруг поднялся на одре и спросил у супруги: когда будут Маккавеи? -
день, в который умер отец его. В Понедельник, ответствовала Княгиня.
"Итак, мне не дожить!" - сказал он. Княгиня думала, что ему привиделся
сон, и хотела знать оный.
   Святослав не ответствовал ей, громко читая: верую во единого; отправил
гонца за Рюриком, велел постричь себя в Монахи и преставился...
Непостоянный от юности, некогда друг и предатель Мстиславичей, Мономаховых
внуков; то враг, то союзник Долгорукого и дядей своих, Черниговских
Владетелей; жертвуя истинными государственными добродетелями,
справедливостию, честию, выгодам политики личной; бессовестный в отношении
не только к Мономахову потомству, но и к своим единокровным, сей Князь
имел однако ж достоинства: ум необыкновенный, целомудрие, трезвость, всю
наружность усердного Христианина и щедрость к бедным.
   Имя Государя Киевского, напоминая знаменитость древних Князей Великих,
доставляло ему уважение от Монархов соседственных. Бела Венгерский искал
его дружбы: сильный Казимир также. Женив сына, именем Всеволода Чермного,
на дочери Казимировой, Марии (скоро умершей Инокинею в Киевском, ею
основанном монастыре Св. Кирилла), Святослав помолвил внуку, Евфимию, дочь
Глебову, за Греческого Царевича (может быть, Исаакиева сына, Алексия IV) и
не дожил до ее брака, успев единственно выслать Бояр навстречу к
Императорским сановникам, ехавшим за невестою.
   Вероятно, что Рюрик уступил Святославу Киев единственно по его смерти и
что Всеволод утвердил сей договор, известный Князьям, Вельможам и
гражданам. Любимый вообще за свою приветливость, Рюрик был встречен
народом и Митрополитом со крестами; а Великий Князь прислал Бояр возвести
его на трон Киевский, желая тем ознаменовать зависимость оного от
Государей Суздальских, хотя Рюрик, подобно Святославу, также назывался
Великим Князем и самовластно располагал городами Днепровскими. Он звал к
себе брата, Давида Смоленского, чтобы вместе с ним назначить Уделы своим
сыновьям и Владимировичам, внукам Мстислава Великого.
   Давид провел для того несколько дней в Киеве, посвященных делам
государственным и весельям. Рюрик, сын его Ростислав Белогородский и
Киевляне давали ему пиры.
   Давид также угостил их. Берендеи, Торки, самые Монахи пировали у сего
Князя; и между тем, как роскошь изливала свой тук на Княжеских трапезах,
благотворительность не забывала и нищих. Обычай достохвальный: тогда не
было праздника для богатых без милостыни для бедных. Вообще сии народные
угощения, обыкновенные в древней России, установленные в начале
гражданских обществ и долго поддерживаемые благоразумием государственным,
представляли картину, можно сказать, восхитительную. Государь, как
истинный хозяин, подчивал граждан, пил и ел вместе с ними; Вельможи,
Тиуны, Воеводы, знаменитые Духовные особы смешивались с бесчисленными
толпами гостей всякого состояния; дух братства оживлял сердца, питая в них
любовь к отечеству и к Венценосцам.
   Признав Всеволода старшим и главою Князей, Рюрик имел в нем надежного
покровителя; однако ж искал еще другой опоры и, будучи тестем Романа
Мстиславича Волынского, отдал ему пять городов Киевских: Торческ, Канев,
Триполь, Корсунь и Богуслав. Всеволод оскорбился. "Я старший в Мономаховом
роде, - велел он сказать Рюрику: - кому обязан ты Киевом? Но забывая меня,
отдаешь города иным младшим Князьям. Не оспориваю власти твоей:
господствуй и делись оною с друзьями!