Дома, храм Изиды, амфитеатр - все  сохранилось в неприкосновенном виде.
В канцеляриях  лежали восковые  таблички, в библиотеках - свитки папируса, в
мастерских - инструменты, в банях - стригалы (скребки). На столах в тавернах
еще  стояла   посуда   и  лежали  деньги,  брошенные  в   спешке  последними
посетителями.  На  стенах  харчевен  сохранились  любовные  стишки;  фрески,
которые  были, по  словам Венути,  "прекраснее  творений  Рафаэля", украшали
стены вилл.
     Перед  этим богатством открытий  очутился  теперь  образованный человек
XVIII столетия; как человек, родившийся после Ренессанса, он был подготовлен
к восприятию всех красот античности,  но  как сын  того века,  в который уже
угадывалась  грядущая  сила  точных  наук,   он   предпочитал   эстетической
созерцательности изучение фактов.
     Объединить  оба  эти воззрения  мог только  человек, знающий  и любящий
античное  искусство и в то же время владеющий методами научного исследования
и научной критики. Когда  в Помпеях раздались первые удары заступа, человек,
для  которого эта  задача станет делом  жизни, проживал  вблизи  Дрездена  и
занимал пост графского библиотекаря. Ему было тридцать лет, и он не совершил
еще  ничего  значительного.  Двадцать  один  год  спустя не  кто  иной,  как
Готтхольд  Эфраим  Лессинг,  получив  известие  о  его  смерти,  писал:  "За
последнее  время это  уже  второй  писатель, которому  я  охотно подарил  бы
несколько лет моей жизни".


     Глава 2
     ВИНКЕЛЬМАН, ИЛИ РОЖДЕНИЕ ОДНОЙ НАУКИ
     Анжелика Кауфман написала в 1764 году  в Риме портрет своего учителя  -
Винкельмана. Он сидит перед открытой книгой с пером  в руке. У него огромные
темные  глаза  и  лоб мыслителя,  большой  нос,  придающий  ему  сходство  с
Бурбонами, мягкие, округлые  очертания рта и подбородка. Он похож скорее  на
художника или артиста, чем на ученого. "Природа дала ему все, что необходимо
мужчине, и все, что может его украсить", - сказал Гете.
     Он родился в 1717 году в Стендале в семье бедного башмачника. В детстве
он излазил все окрестные курганы, и с его легкой руки поисками древних могил
занялись все местные мальчишки.  В  1743 году он  стал  помощником директора
школы  в  Зеегаузене. "С величайшей  тщательностью  выполнял  я  обязанности
учителя  и  заставлял   ребятишек,   головы  которых  были  покрыты  паршой,
затверживать  азбуку,  сам же я в то время всей  душой стремился к  познанию
красоты  и   восхищался  гомеровскими  метафорами".  В  1748  году  он  стал
библиотекарем у графа фон Бюнау и  поселился близ Дрездена. Пруссию Фридриха
II он покинул  без  всякого сожаления: он имел возможность  убедиться в том,
что это "деспотическая страна". Вспоминал он о ней с содроганием: "Во всяком
случае,  я чувствовал рабство больше, чем  другие". Перемена местожительства
определила  его  дальнейшую  судьбу: он попал в  круг выдающихся художников.
Сыграло  роль  и  то, что  в Дрездене находилась самая  большая  в  Германии
коллекция древностей; это заставило его изменить  свои прежние планы (он был
одержим  идеей отправиться  в  Египет). Первые же его работы,  появившиеся в
печати,  получили отклик  во  всей Европе.  Духовно  независимый, отнюдь  не
догматик в своих религиозных воззрениях, он переходит в католичество,  чтобы
получить  работу  в Италии - для  него  Рим  стоил мессы.  В  1758  году  он
становится библиотекарем и  хранителем коллекций кардинала Аль-бани,  в 1763
году  -  верховным хранителем  всех  древностей  Рима  и  его  окрестностей,
посещает Помпеи и Геркуланум.
     В 1768 году Винкельман был убит.
     Три произведения  Винкельмана положили основание научному  исследованию
истории древности: "Донесения  о раскопках в Геркулануме" ("Sendschreiben"),
его основной труд "История  искусства древности" ("Geschichte der  Kunst des
Altertums")  и  "Неизвестные   античные   памятники"   ("Monumenti   antichi
inediti").
     Мы уже говорили о том, что раскопки в Помпеях и  Геркулануме пелись без
всякого   плана,  но  еще  большим  злом,  чем  отсутствие  плана,  была  та
таинственность, которой  эти  раскопки  окружались  по  приказу  эгоистичных
властителей. Всем посторонним - будь  то путешественники или ученые, то есть
всем людям, которые могли бы поведать о  раскопках миру, - доступ  к ним был
запрещен, и  лишь некий  книжный червь, по имени Баярди,  получил  от короля
разрешение составить первый каталог находок. Он  начал с предисловия, не дав
себе труда даже осмотреть раскопки. Он  писал, писал и, так и не приступив к
основному труду,  заполнил к 1752  году своими писаниями пять  пухлых  томов
общим  счетом  в 2677 страниц! Завистливый и  злобный,  он  сумел  к тому же
добиться распоряжения министра о запрещении публикации сообщения двух других
авторов, которые,  вместо того чтобы  заниматься предисловиями,  взяли,  что
называется, быка за рога и сразу перешли к делу.
     Если  же  какому-либо  исследователю  и  удавалось  получить  доступ  к
находкам  и  ознакомиться  с  ними,  то  полная неразработанность  вопроса и
отсутствие основополагающих  данных  вели  к  столь  же  далеким  от  истины
теориям, как, например, теория Марторелли: ссылаясь на то, что при раскопках
была  найдена  чернильница,  Марторелли доказывал  на  652 страницах  своего
двухтомного труда, что  в древности были распространены не  книги-свитки,  а
обычные  в  нашем  понимании  книги,  хотя  свитки  папируса  из  библиотеки
Филодемоса лежали  перед  его глазами.  Только в 1757  году наконец появился
первый фолиант о  древностях, изданный  Валеттой. Средства для издания  - 12
тысяч дукатов - были предоставлены королем.
     И  вот  в  эту  затхлую атмосферу  зависти, интриг,  учености  пудреных
париков   попал  Винкельман.  Преодолевая  неслыханные  трудности  -  в  нем
заподозрили   шпиона,  -  Винкельман  все  же  добился  разрешения  посетить
королевский  музей,  однако  ему  было   строжайше  запрещено   зарисовывать
находящиеся  там скульптуры и статуи. Винкельман был разозлен этим  запретом
и,  как  оказалось,  не  был  в  своем  озлоблении  одинок.  В  августинском
монастыре, где Винкельман остановился,  он  познакомился  с патером  Пьяджи,
которого застал за весьма странным занятием.
     В  свое время, когда  была найдена библиотека  Виллы  деи  Папири, всех
привела  в  восхищение  ее  богатая коллекция старинных рукописей. Но стоило
взять в руки тот или  иной папирус, чтобы рассмотреть или прочитать его, как
он тут же превращался в пыль.
     Спасти папирусы пробовали  самыми разными способами.  Все  попытки были
тщетны. Но вот  однажды  невесть  откуда  появился патер  с  "почти такой же
рамкой,  какой пользуются для завивки  волос при  изготовлении  париков"; он
утверждал, что с помощью этого приспособления ему удастся развернуть свитки,
не  повредив их.  Ему предоставили свободу действий. К тому  времени,  когда
Винкельман очутился в  келье  патера, тот уже несколько  лет занимался своей
работой.  Его  успехам  в  развертывании  папирусов  сопутствовал его  явный