поняли!
     Теперь вражда встала не  между отдельными князьями,  желавшими ухватить
кусок  на скаку, а  между Севером и Югом. Это  был  уже прогресс  имперского
строительства. Повоевали  еще  11 лет,  отвлекаясь только, чтобы  поцеловать
крест,  да  тут же  и  плюнуть  в пол.  Сын Долгорукого  Андрей  Боголюбский
(столичку свою за худостью Москвы держал он в селе Боголюбове) собрал-таки в
1168 году всех  северных князей и  впервые в русской истории взял  Киев  при
всеобщем  героическом  сопротивлении  киевлян,  без боярского предательства,
отдававшего Киев захватчикам в  прошлые разы. Что  сделали  "дети" с матерью
городов русских?  Взяли ее "на щит": два дня  грабили  город и жителей, жгли
церкви (вот вам и "Боголюбский"!), жен отнимали у мужей, разлучали с детьми,
всех уводили в плен, разрешили половцам подбирать объедки пира  победителей.
Половцы  подожгли  Печерскую  лавру.  В  довершение  надругательства  Андрей
побрезговал даже  садиться на киевский трон, оставил наместником сына, а тот
передал "мать" какому-то мелкому князьку, родство которого объяснить -- язык
заплетается, а сам поехал к себе, на милый Север.
     --  С  великою  честью  и  славою, --  записал  было  Писец,  но  потом
перекрестился и исправил, -- с проклятиями великими!
     Гордый  завоеватель и  поругатель  был  поражен  так же  подло.  Андрей
отправил на заслуженный отдых  старых отцовых бояр, а себя  окружил молодыми
реформаторами.  Набирал  их  без  разбору. Раздал должности  родне  жены. Но
спрашивать  с бестолковых прихлебателей  стал  по  всей строгости.  Пришлось
какого-то   троюродного  деверя  и  казнить.  Переполох  среди  новоявленных
чиновников  возник страшный.  Каждый стал  примерять себя  к лобному  месту:
мурашки по коже! Составился интернациональный заговор: уцелевшие родичи жены
Яким и  Петр да поднятый из грязи почти в министры  экономики азиатский бомж
по кличке Анбал,  да  вездесущий Ефрем Моисеевич решили "промыслить  об этом
князе!". Заодно и оттереть от кормушки нового  фаворита  Прокопия.  29  июня
1174 года ночью  заговорщики с 20 подручными подошли к Андреевой спальне. Но
тут необъяснимый ужас напал на них у дверей. Толкаясь и падая, бежали они по
закоулкам терема  --  в  правильном  направлении. Оказавшись  в  подполье  и
обнаружив, что это  винный  погреб, выпили по  привычке за здоровье  князя и
теперь уж спокойно пошли  наверх. "Пити  -- веселие Руси",  гулко  поучал их
сквозь тьму веков святой Владимир...
     Далее  повторилась сцена из  популярной сказки  "Волк и семеро козлят".
Только волков было два десятка, а козлят двое -- князь и мальчик-слуга.
     -- Князь, это я, Прокопий... -- стал стучаться в дверь спальни Яким.
     -- Нет, это не Прокопий, голос не его, -- согласились князь и мальчик.
     Тогда уж волки позорные стали ломать дверь.
     Князь вскочил и  потянулся  за чудотворным  мечом.  Этот  меч  когда-то
принадлежал  святому Борису. Борису, как мы  помним, он не  помог, а  Андрея
выручал  исправно. Но меча  не оказалось. Анбал  тут прибирал  намедни и меч
спрятал.  Но Андрей  и без меча был силен. Он сбил ударом  кулака первого из
ворвавшихся, а остальные в потемках прикололи  упавшего копьями.  В описание
дальнейшего кровопролития Писец внес лирическую, нравоучительную ноту. Будто
бы, пока  два  десятка убийц со всех  сторон секли  Андрея саблями  и кололи
копьями, он произнес им целую  увещевательную речь со ссылками  на  Бориса и
Глеба, адские  муки их убийц,  проклятие народное  во веки веков. Аминь! Тут
Андрей  наконец упал. Бандиты  подобрали  своего и пошли  по номерам как  бы
спать.  Но  Андрей поднялся  и стал стонать,  потом вышел во двор.  Пришлось
одному  из убийц  собирать остальных и божиться,  что, истинный крест, видел
князя живого!  Обыскали  весь терем, еле-еле  нашли князя, привалившегося  к
столбу под крыльцом. Убили.
     Убили и Прокопия. Честно поделили казну, нагрузили свои доли на коней и
развезли  по  домам. Хотели разбегаться кто куда, да не  понадобилось. Народ
поднялся  весь! Но  не мстить и  карать,  а тоже пограбить маленько. Грабили
все,  что  имело  хоть  какую-то  ценность или  полезность  в  хозяйстве. Из
деревень  в города суздальские, Владимир,  Боголюбов  двинулись  за  добычей
крестьянские подводы. Тело князя валялось шесть дней в огороде...
     Здесь Писец снова прибег к плагиату и в назидание потомкам скатал сцену
погребения князя у евангелистов. Боголюбский у него стал  как бы  Христос, а
какой-то Кузьма Киевлянин блестяще исполнил роль Иосифа Аримафейского. Писец
художественно передал длинные уговоры  Кузьмой  Анбала:  "Теперь ты, жид,  в
бархате стоишь, а пришел к нам в лохмотьях", -- и так далее. Тело князя было
предназначено  на  съедение  собакам,  но  совестливый  Анбал  на  "жида" не
обиделся, разрешил завернуть князя в ковер и положить в церкви. Потом, когда
во всех городах грабежи сошли на нет, тело отнесли во Владимир  и похоронили
в  церкви, в  каменном гробу.  Все  это  сопровождалось  почти  рифмованными
причитаниями и воплями. За христианской моралью было Писцу не до хэппи-энда,
и о наказании  убийц он умолчал.  Может, и дал  им бог спокойно и в достатке
пожить до седин?
     Память   сердца   понуждала  россиян  к   братоубийству.  Возня  вокруг
Владимирского  престола  переросла  в  многоходовую  партию  между Ростовом,
Суздалем, Владимиром, Ярославлем, Рязанью и проч. Кровь лилась рекой. В 1203
году снова  последовало  небесное предупреждение:  в пять часов  ночи  вдруг
"потекло" небо,  звезды стали срываться со своих мест  и небо стало пустым и
черным, землю и дома заметал снег...




        Алеет Восток

     Китайцы первыми изобрели бумагу, стали на ней писать, что попало. Среди
прочего описывали  и быт беспокойных монгольских племен за Великой Китайской
Стеной.  Эти  племена  занимали  большие пространства,  и проехать мимо  них
никакому  путнику  не удавалось. А путники охотно стремились  в таинственный
Китай. И за проезд приходилось  им  рассказывать на ночь монгольским ханам и
ханшам   сказки   из  европейской  жизни.  Привирали   лукавые  клинобородые
рассказчики крепко.  И решили  доверчивые монголы  поменять  ориентацию. Чем
биться лбом  о  Китайскую Стену, легче  было двинуть  к  последнему морю,  к
соблазнительному городу Парижу. Да взять по пути город Киев, где наблюдатели
отмечали  большое количество церковных куполов и колоколов, по виду и  звуку
целиком вылитых из золота!
     Весной 1224 года послал известный нам  Чингисхан двух своих полководцев
Джебе и Субута (Субедея) на запад. Они проскочили между Уральскими горами  и
Каспийским  морем  и  навалились на  половцев.  Изнеженные  южно-российскими
делами  половцы  во  главе  со своим  полурусским князем  Юрием Кончаковичем
выехали  биться, да где там!  Это было не  то, что папа Кончак имел с полком
Игоревым. Это было страшно, дико, мощно, организованно. Как у самих половцев