не разобравшихся в жизни. Жаль князей и офицеров, жаль бояр.
     По-граждански  не  жаль  их.  Гражданская  совесть  не  имеет право  на
жалость. Они ели и пили. Они одевались и согревались. Они развлекались, пока
мы голодали,  мерзли и трудились. Они  забыли трудиться, не соизволили унять
свои  застолья,  кровавые игрища  и блуд. Они очень неохотно  выполняли свой
первый  долг  -- долг  государственного  устройства.  Они совсем  не  хотели
исполнить своего последнего долга  -- умереть за нас и вместе с  нами,  а не
после нас...
     Татары поняли русских. Они убедились,  что  воевать по-настоящему здесь
не  с кем.  Они  разделились  на  несколько отрядов  и за  февраль взяли  14
городов. 4  марта в жестокой  сече было разгромлено основное войско русских.
Князь Юрий  погиб. Далее продолжился скорбный список городов,  взятых сходу.
Татары  запнулись  на  Козельске.  Козельский   князь  Василий,  совсем  еще
мальчишка,  поднял  жителей от  мала  до велика, и они умерли все, уничтожив
4000 (сто сороков!) отборных татарских всадников, а пехотинцев -- без счета.
Батый расстроился и отступил  из русских земель в половецкие степи. Здесь он
с досады  уничтожил  армию  хана Котяна, который  увел  последние  40  тысяч
половцев  на постоянное  жительство в Венгрию.  А  слово  "Козельск" стало в
татарском языке самым страшным ругательством в списке коротких трехбуквенных
и пятибуквенных слов,  которыми  татары навеки обогатили великий  и  могучий
русский язык...
     В  следующем, 1239 году,  Батый снова пошел  на Северную Русь,  ему  не
давало покоя видение малолетнего князя  Васи в проломе козельской  стены, --
вот  ведь тоже  какие  бывают  русские!  Но  никакого  сопротивления хан  не
встретил: жители  по природной привычке бросали города и  прятались в лесах.
Батый потерял интерес и повернул на  юг. Здесь города тоже падали и  горели,
как картонные.  Какой-то  князь  еще  собрался  было  на  помощь  брату  под
Чернигов, но данные разведки его так  испугали, что он бросил брата и убежал
в   Венгрию,   вслед  за  половцами.   Чернигов   сгорел.  Писец,  опаленный
монастырским пожаром, записал, однако, что жив  есмь, и  епископ тоже жив, а
татары священников уважают,  лишь бы оружия в руки не брали. Так им никакого
оружия, кроме слова божьего да гусиного пера, и не полагается.
     Однажды ранним  утром хан  Менгу, племянник Батыя, подъехал к  Днепру и
смотрел из седла  через реку на великий город Киев. Что  думал  этот дикарь,
наблюдая  золото  куполов  и ослепительную  известь  каменных  стен?  Татары
никогда, ни до, ни после нашествия, не жили  в городах. Они не разбирались в
архитектуре, им было  тесно и неуютно в домах и лабиринтах  улиц. Из городов
они брали  только  деньги, украшения,  коней и рабов. Менгу предложил  князю
Михаилу сдаться  на почетных условиях. Князь в татарские почести не поверил,
убил послов, бросил киевлян, бежал в гостеприимную Венгрию.
     Далее  разыгралась трагикомедия  всероссийского  масштаба.  Итак,  Киев
пуст.  Вернее, люди в  нем есть, лавки набиты  товарами, закрома  -- хлебом,
"полно  алмазов пламенных  в лабазах каменных",  а князя  нет.  Татары пасут
лошадей Пржевальского  на  том  берегу и заигрывают через речку  с киевскими
девками  новыми,  матерными  словами.  Тянется  длинная  театральная  пауза.
Зрители нервничают: так долго оставаться не может...
     Что предполагает цивилизованный наблюдатель? Ну, например, вот что.
     Князь Михаил в Венгрии  собирает христианские полки на татар... Ошибка.
Князь Михаил в Венгрии  пытается  подкатиться к  королевской дочке  со своим
сыном-женихом.
     Вариант  второй. Князь  Ярослав на  киевской  стороне  Днепра  собирает
ополчение:   вставай,  страна   огромная!..   Снова  облом.   Князь  Ярослав
захватывает  в плен жену беглого  Михаила и  его  бояр, рвет  к  себе мелкие
городки.
     Попытка третья. Князь Даниил Галицкий собирает  князей и ополчает их на
оборону  Киева.  Нет.  Князь  Даниил  Галицкий вышибает  из Киева  какого-то
Ростислава Мстиславича, легким чертом вскочившего на  опустевший престол, но
и сам туда не садится, бежит из столицы, поручая оборону тысяцкому Димитрию.
     В общем, тут с трех раз не угадать. Татары -- под  Киевом, их нрав  уже
известен, а князья переписываются о пустяковых  обидах. Наконец и цена Киева
в  их  разборках  упала  ниже бабьей  гривны. Михаил вернулся  из Венгрии  и
Польши, получил от "братьев" Киев, но  из-за  татар в столицу не пошел, стал
побираться по чужим уделам и волостям.
     Вялая складывалась игра, но все-таки татарам хотелось Киева.
     Батый окружил Киев в декабре 1240 года.  Он на него не с неба свалился,
а  спокойно перешел  Днепр  по  льду. Никто  не стоял насмерть  на  Киевском
берегу, никто  не уничтожал татарские плацдармы, никто не  мчался по русским
волостям, сзывая подмогу. Никто не кричал криком при европейских дворах: что
ж вы, толстые, сидите! -- это ж те самые агаряне и есть, про них же написано
в  ваших  и  наших библиях,  выходите на бой! Но  тиха была украинская ночь,
чуден ледяной Днепр при зимней погоде.
     Батый "остолпил" Киев: окружил  его инженерными сооружениями  -- рвами,
частоколами,  заборами, чтобы  даже  редкая  птица  не упорхнула на середину
Днепра. Батый поставил пороки (стенобитные машины) у Лядских ворот и бил ими
день и ночь, пока стены не рухнули...
     Не подумайте плохого: "лядские" -- по-нашему значит польские, от  слова
"лях".  А если  бы ворота  назывались Польскими, это  означало бы,  что  они
обращены в сторону Поля -- заднепровской степи.
     Вопреки ожиданиям,  киевляне  взошли на обломки стен и бились насмерть.
Вот какие бывают  русские!  Еще бы:  князя-то над ними не было,  приходилось
надеяться только на себя. Герой киевской обороны тысяцкий Димитрий был ранен
и  захвачен в  плен, киевляне  отброшены к центру города. На  следующее утро
изумленные   татары  увидели   перед  собой   прочный  деревянный  частокол,
построенный за ночь.  Он  был  сожжен,  и защитники,  цепляясь  за последнюю
надежду,  забрались  на  каменные церкви. Но  и  бог  не  помог, церкви  под
тяжестью распались в прах. 6 декабря Батый овладел Киевом. Раненого Димитрия
он пощадил за отвагу и стал возить с собой.
     Блудные  Рюриковичи,  узнав  в  своих тихих поместьях о падении  Киева,
ударились врассыпную: Даниил -- в Венгрию, Михаил -- в Польшу.
     Батый   с  удовольствием   захватывал  города   и  веси,  отступая   от
несговорчивых  крепостей.  Димитрий,  видя  разорение  родной  земли,  сумел
перевести  стрелки  на сытую  Европу.  Темными  украинскими  ночами  стал он
рассказывать хану о чудесах военной техники немецкой, о несметных сокровищах
городов венгерских, о достоинствах баб "лядских". Батый купился на уговоры и
весной 1241 года перешел Карпаты. Дипломатические усилия Императора Фридриха
Второго  по   объединению   германских  сил  успеха   не  имели,  и   татары
последовательно  громили  мелкие  отряды  и  брали   чистенькие  европейские
городки. В принципе, Батыю была открыта  дорога хоть да самого Парижу, но он
пресытился  победами,  томился   огромным   обозом,   тяготился  непривычным
ландшафтом.  Тут  его  дважды  больно  ударили  чешские рыцари:  Ярослав  из