с  собой  нету, так я  и  посвистываю под  нос.  Походили, поглазели и назад
подались. Писец сделал важную запись, что татары веротерпимы, церковь нашу в
Орде  не утесняют,  шемаханской шлюшке  ходить на покаяние  не препятствуют.
Историк тоже  не с пустыми руками ушел: подобрал на задворках какой-то мятый
клочок  с непонятной  надписью. Я вернулся усталый.  Все у меня  чесалось, в
носу стоял запах Казанского вокзала. Научных результатов не было. Ответов на
вопросы, волнующие  человечество, не находилось. Первый из этих вопросов был
такой: почему в степи глухой, на антисанитарной свалке, среди равнины темныя
так много итальянцев?
     Эпизод второй. Читаю я книжку Джованни Бокаччо "Декамерон". Читаю ее во
второй раз,  теперь уж  --  как литературный памятник.  И  вопрос  у  меня к
писателю возникает другой, не такой, как в первый раз. В первый раз мне было
10 лет, и вопрос вставал  простой.  Теперь вопрос  встает более сложный и не
такой острый. Вот от  чего он встает. Десять молодых  людей разных  полов --
пять  на пять -- ушли в  прекрасную погоду  на  природу и рассказывают вслух
забавные  истории. Истории  эти  хорошо слушать  в пионерском лагере  на сон
грядущий,  чтобы  не  спалось. А тут, после  горячительных рассказов, вместо
того,  чтобы все  подружки  по парам  по  кустам  разбрелися, эти  итальянцы
спокойно   и  поодиночке   отправляются  спать.  Заметим,   что   конвоя   и
пионервожатых нет, можно было  бы и не торопиться играть отбой. Это вызывает
вопрос  номер  два:  почему  утонченные   и  развращенные   итальянцы   спят
поодиночке?
     Ответ -- один  на два вопроса --  вспыхивает степной  молнией, поражает
ученого  немым  ожиданием, сбивает с  кресла запоздалым ударом грома:  дошло
наконец!
     Ответ такой: похотливые  итальянцы в  середине 14 века  под  Флоренцией
спят поодиночке, потому что панически, до баскервильского  ужаса боятся друг
друга!  Вокруг-то, оказывается, чума! И пир --  во время  чумы, и руки  мыть
надо, и касаться непроверенного партнера опасно,  -- с руками  и ногами ни в
какое предохраняющее устройство не залезешь! Вот и приходится ограничиваться
сексом по телефону, потому что от чумы не убежишь.
     Но,  оказывается,  убежишь! Если  быстро  собраться, прихватить  только
деньги и оружие, группами  пробраться в  порт,  подкупить  стражу или просто
понабивать всем  морды  и захватить парусную  посудину, то  можно умотать от
чумы с попутным  ветром.  Куда  он у  нас дует?  На  восток? Ну,  значит, на
восток! На востоке просвещенному человеку с мечом и алебардой дело  найдется
--  вот  хоть  в  Сарае  послужить чумазому  царю. И девушки  наши походят в
шинелях, найдут себе занятие, -- лишь бы не было чумы!
     Так что,  не  зря  мы читали  классика  под одеялом,  пока  батарейка в
фонарике  не  села. Не зря совершали променад  в  просвещенной  компании  по
просторам  Орды. Теперь  мы знаем,  что чума во  всем  виновата. Она погнала
наемников  в  ставку  Мамая.  Она  вырубила наших  венценосных  упырей,  она
сплотила оставшихся, пригласила их, бесшабашных, на последний пир!



        Конец чумы

     Слишком мал был Дмитрий, чтобы успеть научиться  придворным  тонкостям,
чтобы четко  понять: вот хан,  вот я грешный, вот  князья  наши, вот немцы и
поляки. А вон там еще народ. Учили  Дмитрия  няньки, учили неправильно,  что
вот он  --  великий наш  народ, вон  там --  Бог, вот  ты, наш ясен свет  --
заступник народа, а вон там вражья сила -- тебе, богатырю, по плечо. Поверил
Дмитрий нянькам. Стал с народом считаться, делиться и советоваться.
     Очередной  Михаил  Тверской  в 1371  году выпрыгнул в Орду, по-быстрому
купил ярлык великокняжеский,  привел татарские толпы  на прокорм. А Дмитрий,
-- неслыханное дело!  -- в Орду  не побежал. Князь стал ездить по  городам и
весям и брать  присягу  с бояр и  черных  людей  (!),  чтобы не  предавались
татарскому наймиту, не пускали его на Русь! Войска Дмитрия и его двоюродного
брата Владимира Серпуховского встали стеной. Михаила во Владимир не пустили.
Посол татарский Сарыходжа стал звать Дмитрия: "Иди к ярлыку!". То есть, меня
не уважаешь,  но погоны уважать  обязан!  Иди сюда,  глядишь, и сам  станешь
великим  князем. Дмитрий  ответил по-европейски: "К ярлыку не  еду,  а тебе,
послу,  путь  чист!".  Сарыходже  стало  неуютно,  но  уезжать  без  обычных
протокольных даров  и  взяток  было  еще тоскливей, и он поехал по  "чистому
пути"  в  Москву. Ярлык  остался  Михаилу,  но в  Москве об этом  и  забыли!
Сарыходжу поили  до  положения  риз,  намазывали икрой  и медом,  отмачивали
квасом, поили  снова,  закутывали  в  парчу  и  тащили смотреть  кремлевские
соборы.  Сарыходжа  вернулся в  Орду  такой довольный, такой довольный,  что
только  и рассказывал, какой  Дмитрий свой в доску. Узнав от беглых из Орды,
какой он там хороший, Дмитрий сам поехал к Мамаю и был встречен с восторгом,
весь татаро-монгольский народ вышел его встречать с флажками. Тут тоже пили,
гуляли,  о  политике  не вспоминали,  всем ханшам и  ханятам делали плезиры.
Когда  протрезвели, то оказались  уже на середине обратного пути в  Москву с
великокняжеским ярлыком  в кармане, с чесночным поцелуем на щеке. А  Михаилу
Тверскому  был  послан беззлобный выговор  с  пожеланием идти на  все четыре
стороны с прибором татарских слов. Михаил отделался так легко, потому что за
его сыном Иваном был в Орде счет с прошлой гулянки на 10 000 рублей народных
денежек, а Дмитрий этот должок вернул, заплатил за  врага, выкупил  Ивана из
долговой  ямы.  Вот  вам  еще  одно  доказательство  дипломатической  пользы
похмелья! Теперь  Дмитрий держал банкрота в  заложниках и  с чистой совестью
громил тверские волости.  В общем, великий князь окреп, возмужал, поднаторел
в пирах и  интригах, но и понял, как важно самому вовремя поднять народ и не
надеяться, что его тебе по частям поднимут "братья".
     Гражданская война  тихо продолжалась  то с Рязанью, то  с  Тверью, то с
Литвой, но это уже были маневры, малокровная отработка тактики.  В 1375 году
Дмитрий двинул  свои колонны по Волоколамскому шоссе, осадил  Тверь. У князя
был  замах  победителя,  это  было  заметно  со  стороны, поэтому  к Дмитрию
присоединялись все прочие князья.  Михаил Тверской  сдался,  послал  владыку
Евфимия   и   бояр  вымаливать  прощение  и  мир.   Был  подписан   договор,
провозглашающий верховенство московского князя.
     Здесь оказалось,  что  татары прозевали  важный момент. Они  со  времен
Калиты  не приходили на Русь,  не грабили, как  следует, не показывались  во
всей  красе,  не  пугали  по-настоящему!  И  вот, выросло  поколение небитых
русских. Эти мальчишки в большинстве своем не прижимались в ужасе к матерям,
не нюхали запаха  военных  пожарищ,  не  видели обгорелых трупов  и даже  не
вполне  восприняли  национальную  идею,  что  все  князья  --  кровопийцы  и
предатели.  Вот был же  у  них великий князь - будто бы  порядочный человек.
Начались  стычки с  татарскими  шайками, которые  по обыкновению наезжали на
окраинные  княжества. Татар стали  убивать, и оказалось, что  при правильном