1584   года  состоялся  собор,  на  котором  Федора   Иоанновича  всенародно
уговаривали  венчаться  на  царство.  Мохнатая,  ласковая шапка  Мономаха  с
золотыми  и  стеклянными  игрушками  с  детства  нравилась Феде,  так  он  и
согласился.  31  мая его венчали. Митрополит Дионисий  пространно  взывал  к
новому царю и к небу, уговаривал их быть взаимно вежливыми, беречь князей  и
княжат,  слушать  его -- митрополита,  жаловать бояр и вельмож. Но не было в
соборе гулкого эха, никто не отвечал с высоты на корыстные просьбы Дионисия.
А  царь  и  не  просил  ничего --  он  выдувал  радужные бульбы  с  красивым
искрящимся отражением в тысячу свечей.
     Теперь  грызня  начиналась   по-серьезному.  Стая  разделилась  на  две
команды. Первая была командой  одного Годунова. Вокруг него собрались мелкие
князьки,  родственники, домочадцы.  Вторая  команда  была  сборной, и  в ней
оказалось слишком много звезд: Мстиславские, Шуйские, Воротынские, Головины,
Колычевы, служилые люди  и  даже чернь московская. Но  Борис перекусал их по
одному,  рассадил по  монастырям и дальним городам, выгнал в  Литву. Уцелели
только Шуйские. Они держали под собою все московское  городское хозяйство, а
что у нас есть Москва? -- это вся Россия; а остальное что? -- а ничто. Вот и
помирили попы Шуйских с Годуновым. До поры.
     Три  года прошли в  подозрениях.  В 1587 году  Годунов,  не  дождавшись
явного  повода  для  драки,  организовал донос на  Шуйских  с обвинениями  в
обширном заговоре. Шуйских с друзьями переловили, пытали,  судили, разослали
по монастырям  и  по прибытии на  место  передушили. Семерых  второстепенных
заговорщиков обезглавили принародно, безобидную мелочь разослали  по городам
и  целинным землям. Дионисий пытался заступаться за осужденных перед  царем.
Федя внимательно слушал ученые  речи. Пришел Годунов, шикнул на попа, наплел
Феде страшных басен и заставил расписаться в какой-то бумажке. Не успели при
дворе  и  глазом моргнуть, как на митрополии оказался Иов  --  свой  в доску
попик. А Дионисий с замом обнаружились в новгородском монастыре.
     Годунов начал  править. А Федя? И Федя  при нем.  Вот он сидит в задней
горнице; его перед послами сажать  нельзя -- нечаянно лезет Ирке под сарафан
при иностранцах. Так почему ж у нас глава называется "Царь Федор Иоаннович"?
Какой же он царь? А в том-то и штука, что за титул царский многим поколениям
его предков, ох, как поработать пришлось! А уж получил должность -- вот тебе
и честь, будь ты  хоть каков, сиди на троне до смерти! Вот Федя и сидел. Вот
Годунов и работал.
     Работать было тяжко. Москва наполнилась ворьем. Каждый  день где-нибудь
вспыхивал пожар, лихие люди  первыми  кидались  "тушить", выносить  гибнущее
добро.  Куда потом  эти  вещи  девались,  установить было  невозможно. Целые
станицы донских и волжских казаков завелись на Москве. У Годунова голова шла
кругом.  Как искоренить  в  стране  бандитизм и взятки,  боярские  интриги и
геральдическую неразбериху? Не знал "большой боярин".
     Это  нам теперь  понятно, как  надо было  действовать,  чтобы  удержать
Империю от падения в темные смутные  воды. Мы  бы с вами сразу создали новую
Партию. Мы бы раздали остатки волостей  и бюджета  новым  опричникам. Мы  бы
запугали  Шуйских и Мстиславских.  Непуганных вырезали  бы тайной ночью  под
самый  корешок.  Мы  бы их  всенародно оплакали  и похоронили с почестями  в
Кремлевской стене. Мы бы ласкали чернь московскую, раздавали бы  ей пироги и
водку,  дарили сибирские  земли  и  прибалтийские  янтарные прииски.  Мы  бы
отправили доверчивых казачков  ловить в  Сибири птицу Сирин. Мы бы заботливо
охраняли  царя  Федю и  лечили  царевича Диму.  Мы  бы  устроили  ему  такие
душераздирающие похороны и такие бы пролили слезы, что народ бы нас возлюбил
навек. Потом мы бы нашли врагов народа, околдовавших Федю и отравивших Диму,
и  сожгли бы их по просьбе трудящихся.  И  кого  бы народ пригласил  в цари,
когда Федя, не дай Бог, бы помер? Когда вокруг одни враги? Когда Рюриковичей
никого нету? Конечно, нас!
     А Борис начал бороться с  воровством и казачеством,  взяточничеством  и
расхитительством. Вы зря смеетесь.  Хотя это, конечно,  смешно -- на Руси не
воровать. Но  это  и  страшно! Вон  даже Федя  перестал смеяться  и  прогнал
любимых карликов, не дал им кончить эротическую пирамиду.
     20  декабря  1586  года  умер великий  Стефан Баторий, и  Россия  снова
опозорилась на  весь свет. Стали наши вторично предлагать в польские  короли
нашего Федю. Но уже при всех дворах о нем ходили анекдоты, уже послы в лицах
представляли, как Федя посреди приема  вдруг  начинает быстро-быстро  водить
горбатым носом от скипетра к державе и обратно, как все сильнее дрожат в его
руках  эти царские  игрушки, как  заливается  он идиотским  смехом  во время
чтения  собственного  царского  титула.  Идиот и дурак всея Руси... Так  что
иностранные сеймы, парламенты, думы и  рады подумали и порадовались: царская
болезнь  оказалась  заразной,  и   вот  уже  вся  Русь  ошизела,  раз  такое
предлагает.
     В общем, Годунов не сумел  подхватить  Империю и быстро  объявить  свои
условия игры. Теперь ему приходилось играть по чужим, бумажным правилам. Вот
и потянулись  годы прозябания в больших боярах. И вот ты уже  оказываешься в
седле на шведском фронте, куда Федя сам поперся и тебя потащил посмотреть на
бой  солдатиков.  А  вот  уже  главнокомандующими  назначены Мстиславский  и
Хворостинин.  А  вы  с  Романовым  --  в  "дворовых  ближних" боярах.  И вот
Мстиславский с Хворостининым бьют  шведов  и  выслушивают аплодисменты, а ты
должен им хлопать. И уже на дворе 1590 год.
     Опричнины не  было, и буйным  цветом расцвело  местничество. Штука  эта
страшная. Писец, помимо летописей и  хронографов,  вынужден  был вести еще и
"разрядные"   да  "степенные"  книги.  В  течение  нескольких  веков  в  них
заносилось, какой боярин в войске был старшим, на какой службе и кто  у него
был подручным. Бояре -- люди гордые -- из поколения в поколение следили, как
бы  нечаянно не оказаться в подчинении  потомку более мелкого  рода. Это был
позор. Об этом сразу делалась разрядная запись, и твои внуки уже не очень-то
могли  командовать тем,  кем ты еще командовал. То и дело  бояре сказывались
больными, чтобы  не  служить "невместно".  При Федоре Иоанновиче они и вовсе
развинтились.  Стали   прямо   отказываться  от  неподходящих   по   разряду
должностей:  "Меньше  мне  князя   Буйносова   быть   невместно".  Возникали
проволочки. Пока  шли  суды да  ряды,  войска и  экспедиции никак  не  могли
тронуться в путь.
     Разобраться с боярским снобизмом Феде и Годунову было не по силам, зато
они исхитрились-таки внести свою лепту  в имперское устройство.  В 1597 году
последовал указ, чтобы  крестьяне больше не бегали от помещика к помещику, а
знали свое место. На триста лет без малого народ оказался прикреплен к сохе.
Это было  очень  полезно для учета и контроля. Был придуман и новый  подвох.
Крепостное право вводилось задним числом -- с  1  июня 1586  года. Это  было
круто, но впоследствии  популисты  стали  вешать  всех  собак на  Годунова и
выставлять его главным врагом народа.
     Нужно  было сделать для  населения что-нибудь величественное. И Годунов
придумал.