очень люблю.  А  врагом его  объявила  Москва поповская да  боярская,  и вот
почему.
     Остался Гриша  католиком.  Как крестила его под себя Марина Мнишек, так
он  обратно и  не перекрещивался. Казалось ему безразличным, в какую сторону
креститься.
     Что есть  крестное знамение?  Это  когда  ты как  бы примеряешь к  себе
распятие Христово. А не все  ли равно Христу, в какую руку ему первый гвоздь
забили, а в какую -- второй? И так, и так -- одинаково больно и противно.
     А  еще  была у  Гриши  завиральная  идея,  не  соразмерная его  мелкому
происхождению,  но созвучная его  высокому  замаху и полету. Хотел  Григорий
объединить всех христиан, Сигизмунда Польского, Папу Римского, всяких чертей
европейских против басурман, ругателей и мучителей Христа.
     Вот, посудите  сами, что больше  весит на весах  истины? --  пустяковые
теоретические  разногласия  между христианскими  конфессиями  и сектами  или
глобальное,  непримиримое, кровавое  противостояние христиан  и  мусульман?.
"Пока мы тут спорим да деремся, -- думал Гриша, -- лукавые агаряне  вырезают
наших братьев, размножаются,  как тараканы, расползаются  по  всему свету. А
что  будет  лет через четыреста, если  их  не пресечь?"  Так правильно думал
Гриша,  и  у попов наших от таких  его  мыслей  и слов обморочно  темнело  в
глазах.
     Еще хотелось Грише поскорее жениться на Марине, -- он ее любил. Но папа
(не Римский,  а обычный  --  старый  Мнишек)  по научению  ксендзов Марину в
Москву не пускал, пока  в  Москве  не  построят  хоть какого-нибудь костела,
чтобы  было, где замаливать девичьи грехи. Наши попы, конечно,  стали  дурно
блажить   и   упираться,   но   Григорий   "пользовался   сильной   народною
привязанностию" и поддержкой, -- вынужден был признать Историк.
     Европа  относилась  к Григорию подозрительно,  побаивались "немцы", что
такой  шустрый государь может  и  их побеспокоить. Но деваться было  некуда,
приходилось  с  ним  считаться.  10 ноября  1605 года  в  Кракове состоялось
обручение Марины с царем московским и всея  Руси Дмитрием Иоанновичем. Гришу
представлял  в лицах  наш боярин Власьев. Причем  он буквально понимал  этот
обряд  и,  подвыпив, стал выполнять  кое-какие телодвижения,  ну, прямо  как
настоящий жених. Панове  хохотали до  упаду.  Минутами на Власьева  находило
отрезвление,  и  тогда  он  отказывался брать  руку Марины иначе, как  через
платок, и внимательно следил, чтобы  его холопское платье не соприкасалось с
платьем  будущей царицы. Паны уже не могли дышать от смеха, синели, давились
закуской.
     Волынка продолжалась больше месяца, сваты польские мелочно  придирались
к русским сватам. Потребовали, чтобы в Москве  удалили  от престола красивую
принцессу   Ксению  Годунову,   которой  не  оставалось  другого  пути,  как
попробовать подкатиться  под Гришу.  Ксюшу постригли в монастырь, -- в целом
она  легко  отделалась.  Через  месяц просьб  и  уговоров  Власьеву  удалось
сдвинуть Марину в Москву. За  ней увязалась  вся  польская родня до седьмого
колена вбок.
     Паны  думали, что  купили Григория  с  потрохами, как  вдруг  он стал в
переписке с королями  шведскими, английскими и  даже с благодетелем польским
прописывать полный царский титул, столь ненавистный просвещенной  Европе! Уж
как  его  уговаривали  отстать  от дурной привычки! Но нет,  уперся Григорий
насмерть! -- "Inperator!"
     2  мая 1606 года Марина Мнишек  въехала  в Москву. Роскошь этого въезда
была необыкновенная, Григорий спалил на  ее наряды четыре миллиона тогдашних
серебряных  рублей!  Марина  остановилась   у   "свекрови"  в   Вознесенском
монастыре.
     8  мая,  в  запретный для  брака  Николин  день, состоялась  свадьба  и
коронация  Марины.   На  свадьбе  возник   скандал:  послы  польские  подали
приветственную грамоту, в  которой  царь  не именовался ни  императором,  ни
великим  князем.  Григорий  выкинул  грамоту  вон.  Послы  стали  принародно
выговаривать  ему от  лица  Польской республики и польского народа. Пришлось
Григорию отрезать:
     "Нам нет равного в полночных краях касательно власти: кроме Бога и нас,
здесь никто не повелевает".
     Любовь к женщине была  удовлетворена, но политическая мечта не сбылась.
Папа Римский виновато написал,  что объединить поляков и немцев против турок
не в его силах (читай, не в силах Бога!).
     Тут надо было бы Грише идти в  монастырь под вымышленным именем, писать
стихи и мемуары. Но колесо уже несло его. Все вниз и вниз.
     Был ли у Григория шанс?
     У  Григория, каким мы его  помним  и любим, не было  ни единого  шанса.
Таких идеалистов,  противников смертной казни и регулярного налогообложения,
таких религиозных плюралистов у нас на Руси принято душить еще в колыбели.
     Шанс был  у Лжедмитрия Первого.  Великолепный шанс.  Имя этому шансу --
народная   диктатура.  Не  плюрализм,  а  популизм.  Не  нужно  было  только
Лжедмитрию  путать эти созвучные  латинские слова. А  нужно было ему сделать
то,  до  чего  не  додумался  Годунов:  совершить   полную  и  окончательную
антибюрократическую революцию. Ведь революция на Руси только  такой  и может
быть. И ни  разу  ее до сих пор не случилось. Все, что у нас происходило под
этим   названием,  на   самом   деле  было   простой   сменой   одной  шайки
бюрократов-подельников на другую.
     Должен  был  Лжедмитрий воспользоваться  народной  любовью,  заручиться
поддержкой передового  отряда стрельцов и  делать все, как  начинал безумный
лжепапа Грозный. Только  уничтожив  все  разрядные записи, доведя боярство и
дворянство  до мещанского звания и обихода,  до  Лобного места и непрерывной
кадровой ротации, до  смертельной  угрозы  за копеечную  взятку,  можно было
начинать  строить  Империю  и воспитывать  народ  в духе  татаро-монгольских
заповедей. И еще нужно было давать народу  жить за счет спасенных  от  казны
денег.
     Но  Гриша этого  не потянул и оказался не  гож  в цари. Активов  у него
почти не  осталось. Благодарный  русский народ  отвлекся  от приятного  царя
своим обычным делом -- скотским трудом до беспамятства.
     Пассивы же были таковы.
     1. Церковь затаила смертельную ненависть.
     2. Сброд придворный и чиновный точил ножи.
     3.  Ухватка  московская  не  находила  кровавого  выхода  и  накачивала
ненависть среднего класса в гнойный нарыв.
     4. Поляки дулись и тоже интриговали против.
     А  тут  еще  казаки  закрутили  карусель   по-новой.  Одни  казаки   --
запорожские и  донские -- вполне наелись на разбое при войске Лжедмитрия. Но
другие казаки,  терские,  --  самые злые  от  соседства  с Чечней  -- только
скалились да облизывались.
     Надоумил их кто-то из московских,  что игра в  убиенные царевичи еще не