Успенский  собор  заявился  Иисус Христос  собственной  персоной,  кричал на
москвичей, плевался, выражался  нецензурно,  грозил  любимым нашим москвичам
страшной казнью, мелочно перечислял грехи столичного населения:
     -- Лукавыми своими делами москвичи будто бы позорят Христа;
     -- ничего мы его  не позорим, нам за делами  нашими обычно не до Христа
бывает.
     -- Уподобились новому Израилю;
     -- неправда, не все мы евреи.
     -- Приняли мерзкие обычаи: стригут бороды;
     -- скажи спасибо, что пока еще совсем их не сбриваем.
     -- Творят суд неправедный;
     -- ну, этого у нас никогда не водилось.
     -- Все сплошь поражены содомией;
     -- мы, папаша, даже не знаем, с какого боку к этому подходить.
     -- Насилуют всех подряд;
     -- так мужиков мы у тебя насилуем или баб?
     -- Грабят чужие имения;
     -- на это мы согласны, без этого нам нельзя -- свое берем!
     -- Нет истины ни в царе, ни в патриархе, ни в целом народе московском!;
     -- но что есть истина, старик?
     Этот поп, который видел  такой  страшный  сон,  все  подробно записал и
подал  анонимно  патриарху.  Патриарх,  царь,   епископы,  верхушка  думская
рассудили за лучшее зачитать это послание всему народу московскому, чтобы он
как-нибудь полегче делал  свои дела. А то,  черт знает, чем эти голубчики на
самом  деле  занимаются  по  своим  углам  и  норам.  Угроза  Христова  была
громогласно читана в  Успенском  соборе, сразу  был назначен и очистительный
пост: посчитали, что всю  эту дрянь можно искупить за 5  дней  -- с 14 по 19
ноября.
     Рождество  прошло  спокойно, и Василий решил  жениться на княжне  Марье
Буйносовой-Ростовской, что  и было сделано 17  января 1608 года.  Лжедмитрий
дал царю  спокойно отскрипеть  медовый  месяц и весной разбил царское войско
под Болховом. 5 000 московских героев попало в плен. Битое войско кинулось в
столицу и стало распространять страхи, что у Лжедмитрия людей --  не счесть.
Началась паника,  Самозванец ускоренным  маршем  шел  на  Москву. Но у самой
столицы 5 000 пленных ему изменили, перебежали  домой  и стали хвастать, что
бояться нечего.  Тогда Лжедмитрий выпустил декреты о земле и  воле: разрешил
населению   брать  себе  боярские  земли,  жениться  на   боярских  дочерях,
называться господами. Кто был никем, тот стал всем и рванул на Москву, чтобы
успеть к самому жирному навару...
     А что же  у нас поделывает государыня наша Марина  Первая? Где отдыхает
она, законно венчанная  московским венцом, потершаяся  правой  щечкой о нашу
Шапку? А тут она, никуда не делась. Задержали ее в заложницах в Ярославле на
свою голову. Теперь  Марина по  утрам выходит на крылечко и  долго смотрит в
светлые  подмосковные дали:  не едет ли ясный сокол  Митенька, царь-государь
Дмитрий Иоаннович. Стосковалась голубка по жарким объятиям  молодецким, да и
без власти сидеть на Руси  Марине  тошно и скудно. Тут уж вокруг нее  вились
бояре, чтобы не признавала нового Самозванца старым Лжедмитрием.
     -- А это мы посмотрим, -- подмигивала Марина, -- хорош ли будет собой.
     1 июня 1608  года  Лжедмитрий  Второй подошел  к Москве, несколько дней
переходил с одного  места  на  другое  и  наконец  стал  лагерем  в  Тушине.
Потянулось противостояние. Время играло на Тушинского Вора, как теперь важно
величали враги нового претендента. В Тушинский лагерь потянулось казачество,
польские  отряды, сброд  российский,  изменники  и  перебежчики. Все  хотели
нового воцарения и новой дележки.
     Тут Василий  Иваныч  совершил  большую глупость. Перо не поворачивается
описать  его дурацкий ход. Вроде бы Шуйский был  не туп.  Знал придворную  и
международную  интригу как  точные науки. Мы не стали его предупреждать:  не
делай, Вася, этого, козленочком станешь! В теорию имперскую тоже не стали мы
вписывать  лишнее  правило, думали, -- оно  очевидно. Ан,  нет! Вляпался наш
царь  Вася  в детский мат. Приходится нам  теперь  срочно формулировать  это
банальное   правило,  известное   со   времен  Гаруна-аль-Рашида  и  старика
Хоттабыча:
     "Никогда, ни  при  каких  обстоятельствах не  оставляй  в живых или  на
свободе любых законных претендентов на твое место!"
     Ты  можешь  терпеть  сколько  угодно  Исидоров Яковлевичей  и царевичей
Ерошек, можешь кормить и  поить при дворе Илью  Муромца, Соловья Разбойника,
Симеона  Бекбулатовича, но  не  жалей  яду  и  заклинаний на любого прямого,
кривого  или бокового наследника того,  чем завладел сам! Особенно, если его
права подтверждены писцовым протоколом.
     А царь  Василий прозевал момент, пренебрег золотой восточной мудростью,
проспал  у себя под боком  законную государыню  российскую.  Кем была де-юре
Марина Мнишек? Царицей нашей. С каких таких прав? А с таких, что Марина была
просватана,  вызвана  в  Москву государем  всея  Руси.  Вышла за него замуж,
короновалась в Успенском соборе.  А что на самом деле ее муж был Григорий, а
не Дмитрий, то  кто об этом  знал? Все процедуры были  выполнены  правильно.
Теперь Марина могла настаивать,  что  она  -- вдовствующая императрица, жена
царя Дмитрия или Григория, это вы уж сами разбирайтесь, как его называть. Ей
было  все  равно,  к  какой  из  четырех   династий  относиться:  Рюриковых,
Годуновых,  Отрепьевых  или Романовых,  главное, что все  было  записано  по
закону.
     Таким образом, Марина представляла  собой страшную угрозу для Шуйского.
Она могла в любой момент объявить себя  беременной законным наследником  или
тайно усыновить какого-нибудь подходящего младенца.
     Василию нужно было:
     -- кончить Марину по-тихому, во время пожара или на охоте;
     -- казнить ее за колдовство, не боясь воевать потом с Литвой и Польшей;
     -- жениться на Марине.
     Но  Василий  решил  выполнить  договор  с  поляками  и  как  раз в  дни
сооружения Тушинского лагеря отпустил  царицу Марину с домочадцами восвояси,
в Польшу.
     Обоз  Марины медленно  потащился  на  Запад  мимо Тушинского  табора. В
Тушино сидел человек, известный половине России  как Дмитрий Иоаннович, царь
и  государь   всея  Руси,   любящий   муж  Марины.  Другая  половина  России
подозревала, что это не Дмитрий, а Матюха Веревкин, но настоящей уверенности
и у нее не было.
     Должна  была  Марина  заехать к  мужу? Хотела  повидать молодца? Хотела
проверить  его  право  на вход  к ней в  спальню  без  доклада?  Мы отвечаем
уверенно: "Хотела!"
     Последовала  многоходовая интрига.  Часть поляков не желала Марины, они
притворились,  что  не  могут  разогнать  ее  охрану  из  1  000  московских