-- Все наши лагеря на южном берегу реки захвачены Чжугэ Ляном. Того, кто
еще посмеет заговорить о наступлении на врага, буду предавать смерти.

     Военачальники приумолкли. Но Го Хуай вошел в шатер Сыма И и сказал:

     -- В последние дни Чжугэ Лян что-то опять высматривает. Наверно,
подыскивает новое место для лагеря.

     -- Если Чжугэ Лян пойдет на Угун, мы окажемся в опасности, -- встревожился
Сыма И. -- Но если он останется на южном берегу и расположится в Учжанъюане
возле гор, мы можем не тревожиться.

     Он выслал разведку и получил донесение, что Чжугэ Лян расположился в
Учжанъюане.

     -- Нашему государю помогает небо! -- воскликнул Сыма И, сжимая виски от
радостного волнения.

     Затем он еще раз напомнил свое распоряжение -- выжидать и ни в коем случае
в бой не выходить.

     А Чжугэ Лян, расположившись с войском в Учжанъюане, наоборот, приказал
непрерывно вызывать противника в бой. Но вэйцы не откликались.

     Тогда Чжугэ Лян уложил в коробку шелковую женскую одежду, украшения и
платки. Приложив к этому письмо, он приказал одному из воинов отвезти в
вэйский лагерь. Военачальники не осмелились скрыть это от Сыма И и привели к
нему гонца. Сыма И открыл коробку в присутствии всех военачальников и увидел
женское платье, украшения и письмо, в котором говорилось:

     "Сыма И, полководец, командующий войсками Срединной равнины, не думает о
том, чтобы решить спор, кто из нас сильнее, с помощью оружия, -- он зарылся
в земляной норе и прячется от стрел и меча! Чем он отличается от женщины?
Посылаю ему женскую одежду и украшения. Пусть сочтет это моим подарком, если
не желает выходить в бой. Но если в нем еще жив дух мужчины, он даст мне
ответ, когда будет драться со мной".

     Прочитав письмо, Сыма И вскипел гневом, но сдержался и, заставив себя
улыбнуться, сказал:

     -- Значит, Чжугэ Лян принимает меня за женщину?

     Он принял подарок и велел вежливо обращаться с гонцом.

     -- Много ли Чжугэ Лян занимается делами? Как ест, как спит? -- спрашивал он
у гонца.

     -- Наш чэн-сян встает рано, -- отвечал гонец. -- По ночам не спит. В день
рассматривает около двадцати дел и сам выносит решения. Ест он совсем мало.

     -- Слышите? -- обратился Сыма И к своим военачальникам. -- Чжугэ Лян ест
мало, работает много. Долго ли он так протянет?

     Гонец, возвратившись в Учжанъюань, передал Чжугэ Ляну, что Сыма И принял
подарок и не разгневался при этом, а стал расспрашивать о здоровье чэн-сяна,
как он спит и ест, но о том, что собирается в бой, не упомянул ни словом.

     -- Я ответил Сыма И, -- продолжал свой рассказ гонец, -- что чэн-сян мало
ест и очень занят делами. Тогда Сыма И сказал своим военачальникам: "Долго
ли Чжугэ Лян так протянет?"

     -- Сыма И хорошо изучил меня! -- со вздохом произнес Чжугэ Лян.

     -- Вы и в самом деле, господин чэн-сян, слишком много пишете, -- вмешался в
разговор чжу-бо Ян Юн. -- А между тем в этом нет никакой необходимости. Тот,
кто пользуется властью, обязан блюсти свое достоинство! Старшие не должны
выполнять обязанности низших. Возьмем, к примеру, семью -- там слуг
заставляют пахать, служанок -- готовить пищу, следят, чтоб они не
бездельничали. А хозяин дома должен жить в довольстве, спать на высоких
подушках, сладко есть и пить. Если же самому вникать во все дела, то устанут
и душа и тело. Это к добру не приведет! Чем тогда ум хозяина будет
отличаться от ума слуг и служанок? Ведь это значит нарушить обычай, которого
должен придерживаться хозяин!.. Вот почему в древности тремя гунами называли
людей, которые не работали, а только рассуждали об истине, и слугами
называли тех, кто трудился. В старину Бин Цзи горевал, когда видел тяжело
дышавшего от усталости быка, но не обращал внимания на людей, умиравших от
голода и валявшихся по дорогам. Чэнь Пин не знал, сколько зерна и денег в
его кладовых, но всегда уверенно говорил: "На все есть хозяин!" А вы,
господин чэн-сян, трудитесь в поте лица своего и целыми днями занимаетесь
мелкими делами. Мудрено ли, что вы устаете? Сыма И правильно сказал о вас.

     -- Все это я и сам знаю, -- отвечал Чжугэ Лян, и слезы выступили у него на
глазах. -- Но я принял на свое попечение наследника покойного государя и
должен душу отдать на служение ему. Жаль, что другие так не болеют за наше
дело!

     С этих пор Чжугэ Лян стал проявлять какое-то беспокойство. И военачальники
не осмеливались говорить с ним о наступлении.

     Всем вэйским военачальникам стало известно, как Чжугэ Лян опозорил Сыма И,
прислав ему женскую одежду, и что Сыма И принял этот подарок, но сражаться
не захотел. Однажды, не в силах более скрывать свое возмущение поступком
Чжугэ Ляна, военачальники пришли в шатер Сыма И и потребовали:

     -- Все мы -- известные полководцы царства Вэй! Доколе же можно терпеть
оскорбления от врага? Разрешите нам выйти в бой, и мы решим, кто курица, а
кто петух!

     -- В бой я выйти не смею, -- твердо ответил Сыма И, -- и со спокойным
сердцем принимаю позор. Государь приказал нам обороняться. Дать сражение