рукописных реляций, которые циркулируют в Испании и возлагают на меня как на
историка обязанность беспристрастно напомнить  факты.  Я  начну  с  женщины,
которая по преимуществу фигурирует в  этой  ужасной  трагедии.  Она  звалась
донья Агуэда де Луна и была уроженкой города Корельи в Наварре. Ее  родители
принадлежали  к  аристократии  этого  города.  Она  поступила  монахиней   в
кармелитский монастырь в Лерме в 1712 году с  такой  непорочной  репутацией,
что на нее смотрели как на святую. В 1713 году она приняла учение Молиноса и
следовала догматам ереси со всей преданностью самой  решительной  сектантки.
Она  провела  более  двадцати  лет  в  монастыре,  и  слава  ее  увеличилась
рассказами о ее экстазах и чудесах, искусно распространяемыми братом  Хуаном
де Лонгасом, приором монастыря в  Лерме,  провинциалом  и  другими  монахами
высокого ранга, которые все были соучастниками надувательства матери  Агуэды
и заинтересованы в усилении молвы о ее святости.
     IV. Возник вопрос об основании монастыря на ее родине,  и  монастырские
власти назначили ее основательницей и настоятельницей.  Она  продолжала  там
свою порочную жизнь, не теряя хорошей репутации, которой  она  пользовалась,
но еще более увеличивая ее изо дня в  день.  Со  всех  сторон  по  соседству
стекались к ней, ища ее покровительства перед Богом,  жаждущие  божественной
помощи в своих нуждах.  Так  как  местечко  Ринкон-дель-Сотто  (моя  родина)
находится в двух с половиной милях от города Корельи,  мои  родители  решили
отправиться к ней с целью поручить ее заботам больного ребенка, которого она
и обещала исцелить прикладыванием к нему одного из своих камней и с  помощью
некоторых  других  средств.  Но  действительность  доказала   тщетность   ее
обещания, так как ребенок вскоре умер.
     V. Одним из фальшивых чудес матери Агуэды, которое  возбуждало  крайнее
удивление и которое рассматривали как причину множества других  чудес,  была
способность этой мнимой святой выделять камни. Одна из ее соучастниц  делала
их из истолченного в порошок  кирпича  с  примесью  некоторых  ароматических
веществ; на одной стороне камня был виден отпечаток креста, а  на  другой  -
звезды, то и другое цвета крови.  В  народе  шла  молва,  будто  Бог,  желая
вознаградить   удивительную   добродетель   матери   Агуэды,   даровал    ей
исключительную милость, в силу которой она могла выделять камни, чудотворные
при исцелении больных, через мочевой канал, испытывая при этом боли, похожие
на боли рожениц. Эти боли действительно не  были  неизвестны  донье  Агуэде,
которая  переживала  их  неоднократно  то  в  Лерме,  то  в  Корелье;   боли
происходили от абортов, которые она себе делала, или от естественных  родов,
причем за ней ухаживали ее соучастники-монахи и соблазненные ею монахини.
     VI. Как одна бездна влечет обыкновенно в  другую  бездну,  так  и  мать
Агуэда (которая сильно желала новых  чудес,  чтобы  сделать  свою  репутацию
более блестящей) вызвала демона. Если верить сообщениям, сделанным во  время
процесса, она заключила с ним договор,  отдавая  ему  свою  душу  формальным
актом, писанным ее рукой, почитая его своим господином, истинным, всемогущим
богом и отрекаясь от Иисуса Христа, его религии и его учения.
     VII. Наконец, когда жизнь  матери  Агуэды  наполнилась  тысячью  тайных
неправд, прикрытых покровом поста и других внешних знаков святости,  на  нее
поступил донос в инквизицию Логроньо, которая велела  заключить  ее  в  свою
секретную тюрьму. Она умерла там от последствий пыток прежде, чем ее процесс
был подготовлен для приговора.  Она  созналась  среди  мучений,  которым  ее
подвергли, что ее мнимая  святость  была  обманом,  раскаялась  в  последние
минуты, исповедалась и получила отпущение грехов.
     VIII. Брат Хуан де ла Вега, родившийся в Льерганесе в горах Сантандера,
провинциал босых кармелитов, появился на малом аутодафе 3 октября 1743 года.
С 1715 года, когда ему было тридцать пять лет, он был духовником и одним  из
соучастников матери Агуэды. Согласно уликам его процесса,  он  имел  от  нее
пять детей. Его беседы развратили других монахинь, он уверил их в  том,  что
его советы ведут к истинной добродетели. Он написал биографию своей  главной
ученицы, в которой говорил о  ней  как  об  истинном  образце  святости;  он
рассказывал множество чудес и все, что  могло  служить  его  целям.  Он  сам
приобрел  такую  репутацию,  что  его  называли  восторженным.  Монахи,  его
соучастники, повсюду разглашали, что со времени св. Иоанна Крестного не было
в Испании большего монаха-подвижника, чем он. Он  велел  нарисовать  портрет
матери Агуэды, который был выставлен в алтарной части церкви; под  ним  было
помещено двусмысленное четверостишие, сущность коего такова:

     "Иисусе, пусть твоя рука посадит в моем сердце цветок;
     Плод придет в свое время, ибо почва очень хороша".

     I.. Многие соучастницы из невинных монахинь и другие лица заявили,  что
брат Хуан де ла Вега также заключил договор с демоном; но обвиняемый  упорно
отрицал этот факт, даже под пыткой, которую он вынес  мужественно,  несмотря
на свой преклонный возраст. Он сознался только, что в  качестве  провинциала
он получил деньги за одиннадцать тысяч восемьсот  неотслуженных  обеден.  Он
был  объявлен  заподозренным  в  высшей  степени  и  отправлен  в  пустынный
монастырь в Дуруэло, где вскоре умер.
     X. Провинциал и тогдашний секретарь, как и два монаха,  занимавшие  эти
должности в ордене в предыдущие три года, отрицали факты. Они были впутаны в
показания, арестованы, подвергнуты пытке и разосланы  по  монастырям  своего
ордена на Майорку, в Бильбао, Вальядолид и Осму. Летописец  ордена,  однако,
признал преступление и за это был избавлен от ношения санбенито на аутодафе.
     XI. Донья Висента де Лойя, племянница матери  Агуэды,  была  принята  в
девятилетнем возрасте в монастырь города Корельи, когда ее тетка  стала  там
настоятельницей. Она передала племяннице свое вредное учение при  содействии
провинциала брата Хуана де ла Веги. Эти уроки имели  такой  успех,  что  она
собственными руками держала  свою  племянницу,  когда  провинциал  лишал  ее
девственности, чтобы (как говорила она) это дело имело более заслуг  в  очах
Божиих. Как только донья Висента была взята, она созналась без пытки во всех
своих прегрешениях и объявила грехи лиц, которых она считала виновными.  Она
уверяла только, что никогда не допускала в свою душу  никакого  еретического
заблуждения,  которое  она  признавала  осужденным  Церковью,  хотя  считала
позволительным все, что делала, потому что в этом убеждали  ее  духовники  и
тетка, а она имела самое высокое представление о  добродетели  этих  лиц,  а
особенно  тетки,  которая  слыла  за  святую.  Откровенность  доньи  Висенты
заслужила ей милость: она появилась на аутодафе  без  санбенито,  в  которое
были облечены четыре другие  монахини,  которые  даже  под  пыткой  отрицали
совершение преступлений, и лишь одна призналась, что узнала вредное учение в
детстве от брата Хуана де Лонгаса.
     XII. Я не стану останавливаться на передаче всех подробностей,  которые
я нахожу в моих заметках о процессах, повод к которым дало это дело; они  не
подкреплены  ничем,  кроме  показаний  невинных  монахинь  этого  монастыря,
которые образовывали враждебную партию и,  следовательно,  были  расположены