испытывают к современным художникам, все еще борющимся за признание публики.
Неуемное восхищение старыми мастерами у них -- способ выразить пренебрежение к
новым художникам, отклоняющимся от традиционных канонов и создающим новое, а
также -- подвергнуть их осмеянию
Дж. Рескина всегда будут помнить -- наряду с Карлейлем, Веббами, Б. Шоу и
другими -- как одного из могильщиков британской свободы, цивилизации и
культуры. Этот скверный -- и в частной, и в публичной жизни -- человек славил
войну и кровопролитие и безудержно клеветал на политэкономические учения,
которые он был не в состоянии понять. Он оставался фанатичным противником
рыночной экономики и романтически воспевал традиции средневековых гильдий.
Рескин преклонялся перед искусством мастеров прошлого. Но увидев однажды
работу своего великого современника Уистлера [Уистлер Джеймс (1834--1903) --
американский живописец, по манере близкий к импрессионистам], он разразился
такой бранью в адрес художника, что был привлечен к суду за оскорбление и
признан виновным. Именно в трудах Рескина популяризуется ложное представление
о том, что якобы капитализм -- кроме того, что он является неудачной
экономической системой -- еще и способствует замене красоты упорством, величия
-- ничтожеством, а искусства -- ширпотребом.
Поскольку люди отнюдь не единодушны в оценке произведения искусства,
невозможно столь же категорически, как это делается при необходимости
опровергнуть логические ошибки или факты опыта, утверждать, что с точки зрения
художественного выражения век капитализма стоит ниже других эпох. И все же ни
один человек в здравом уме не возьмется принижать художественные достижения
эпохи капитализма.
Самым выдающимся видом искусства в этот век "грубого материализма и погони за
наживой" явилась музыка. Вагнер и Верди, Берлиоз и Бизе, Брамс и Брукнер, Хуго
Вольф и Малер, Пуччини и Рихард Штраус -- какая славная плеяда! Эпоха, в
которой даже таких мастеров, как Шуман и Дониццети, затмевали собой еще более
выдающиеся гении.
А были ведь еще и блестящие романы Бальзака, Флобера, Енса Якобсена, Пруста,
поэмы Гюго, Уитмена, Рильке, Йитса. Как бедна была бы наша жизнь, если бы мы
лишились творчества этих гигантов, а также множества не менее крупных
писателей.
Не будем забывать французских художников и скульпторов, научивших нас
по-новому видеть мир и наслаждаться светом и цветом
Бессмысленно отрицать, что эта эпоха поощряла и поощряет также все отрасли
науки. Но, не унимаются критики, все эти достижения -- дело рук узких
специалистов, а вот обобщающего "синтеза" так и не подучилось. Едва ли можно
более абсурдно исказить учения современных наук, таких как математика, физика,
биология. А как же быть с трудами философов Кроче, Бергсона, Гуссерля,
Уайтхеда? [Кроче Бенедетто (1866--1952) -- итальянский философ и историк,
создатель влиятельной этике-политической школы в историографии, крупный
специалист в вопросах эстетики. Бергсон Анри (1859--1941) -- французский
философ, видный представитель интуитивизма -- течения, признающего интуицию
единственно достоверным средством познания. Гуссерль Эдмунд (1859--1938) --
немецкий философ, основоположник современной феноменологии как метода анализа
чистого сознания. Уайтхед Алфред Норт (1861--1947) -- английский логик и
философ, труды которого сыграли большую роль в развитии математической логики
и философии математики.]
Каждая эпоха отличается собственным характером и своими художественными
достижениями. Подражание шедеврам прошлого -- это не искусство, а работа по
шаблону. Ценность произведению придают как раз те черты, которые отличают его
от других работ. Именно это называется стилем эпохи.
В одном отношении люди, превозносящие прошлое, по-видимому, правы. Последние
поколения не оставили потомкам таких памятников, как пирамиды, греческие
храмы, готические соборы, церкви и дворцы эпохи Возрождения и Барокко. За
последние сто лет было построено много церквей и даже соборов и еще больше
правительственных дворцов, школ, библиотек. Но все они не представляют собой
ничего оригинального: они либо имитируют старый стиль, либо сочетают элементы
нескольких старых стилей. Только в архитектуре жилых домов и зданий офисов
проглядывает нечто напоминающее то, что можно обозначить как архитектурный
стиль нашей эпохи. Хотя, справедливости ради, следовало бы отдать должное
величественности некоторых современных городских видов, как, например, силуэт
Нью-Йорка, в целом, нужно признать, современная архитектура не может
сравниться по великолепию с архитектурой прошлого.
Причин здесь много. Что касается культовых построек, то подчеркнутый
консерватизм церквей исключает всякие новшества. С уходом со сцены королевских
династий и аристократии исчезло и стремление воздвигать новые дворцы. К тому
же, что бы ни утверждали настроенные против капитализма демагоги, средства
предпринимателя и капиталиста так ничтожно малы по сравнению с богатством
королей и принцев, что он просто не в состоянии позволить себе столь
дорогостоящее строительство. Сегодня нет человека богатого настолько, чтобы
заказать дворцы подобные Версальским или Эскуриалу. Распоряжения на
строительство правительственных зданий отдают сегодня тоже не самодержцы,
которые могли назначить архитектора по своему вкусу, пусть даже наперекор
общественному мнению, или финансировать проект, который шокировал бы
непросвещенные массы. Всяческие комитеты и советы едва ли пойдут навстречу
замыслам смелых новаторов. Они предпочтут не рисковать.
В истории еще не бывало, чтобы широкие массы по достоинству оценили
современное им искусство. Лишь небольшие группы умели отдавать должное
великому писателю или художнику. Для капитализма характерно не то, что массы
отличаются дурным вкусом, а скорее то, что они, добившись определенного
достатка, становятся "потребителями" литературы -- и, конечно же, самой
низкопробной. Книжный рынок наводнен дешевой прозой для весьма
невзыскательного читателя, почти полудикаря по своим литературным вкусам.
Однако это не мешает большим художникам создавать бессмертные творения.
Критики капитализма проливают слезы по поводу явного упадка прикладного
искусства. Они сравнивают старую мебель, сохранившуюся в европейских
аристократических домах и в музейных коллекциях, с дешевой мебелью,
изготавливаемой массовым производством. При этом забывают, что вещи, попавшие
в музей, делались исключительно для имущих классов. Резных сундуков и
мозаичных столов не было в жалких хижинах бедноты. Предлагаю придирам, кому не
нравится дешевая мебель американского рабочего, пересечь Рио-Гранде дель Норте
и посетить лачуги мексиканских пеонов, которые вообще живут без мебели.
[Рио-Гранде дель Норте -- река, отделяющая США от Мексики (название
устаревшее: ныне в США она именуется Рио-Гранде, а в Мексике Рио-Браво дель
Норте). Пеоны -- крестьяне, находящиеся в долговой зависимости от помещиков
или предпринимателей и тем самым превратившиеся в их бесправных батраков.]
Когда современная промышленность только начала снабжать массы атрибутами
лучшей жизни, ее задачей было производить, возможно, более дешевую мебель без