подчинит своей  воле  различные  племена  и  народности  и  не  добьется  их
дружеского расположения. И вот он принялся настойчиво просить  у  Константа,
чтобы тот выделил ему из своей казны средства, необходимые для  достодолжной
его охраны и для укрепления городов, ссылаясь на то,  что  ближайшие  соседи
островитяне, как утверждает молва, жаждут  напасть  на  Британию.  Добившись
этого, он повсюду расставил своих людей, дабы те следили за соблюдением  ему
верности в  подвластных  им  городах.  Наконец,  приступая  к  осуществлению
заранее обдуманного предательства, Вортегирн явился к  Константу  и  заявил,
что  тому  надлежит  увеличить  численность  своего  войска,  дабы  надежнее
сопротивляться намеревающимся  напасть  врагам.  На  это  Констант  заметил:
"Разве не поручил я всего твоему попечению? Итак, поступай как знаешь,  лишь
бы это было мне не во вред". Вортегирн в ответ сказал  так:  "Мне  сообщили,
что пикты хотят наслать на нас данов и норвежцев, дабы те  возможно  сильнее
потревожили нас.  Поэтому  я  бы  одобрил  и  счел  наиполезнейшим  привлечь
кое-кого из пиктов к твоему двору, чтобы  те  явились  как  бы  посредниками
между тобою и соплеменниками.  Ибо  если  соответствует  истине,  что  пикты
замышляют поднять восстание, то они раскроют тебе уловки  и  хитрости  своих
соотечественников, и ты легче  сможешь  их  избежать".  Таково  было  тайное
предательство мнимого друга. Ведь он посоветовал это не на благо  Константу,
но хорошо зная, что пикты - племя крайне непостоянное  и  готовое  на  любое
преступление;  их,  опьяненных  или  распалившихся   гневом,   можно   легко
восстановить против короля, так что, не долго раздумывая,  они  тут  же  его
умертвят, а  если  это  произойдет,  ему,  Вортегирну,  откроется  доступ  к
королевскому трону, о чем он так  часто  мечтал.  И  вот,  послав  гонцов  в
Скоттию, он пригласил оттуда сотню воинов  пиктов  и  включил  их  в  состав
личной охраны короля; вновь принятых пиктов он привечал  как  никого  из  их
сотоварищей и щедро  одаривал,  снабжая  их  сверх  всякой  меры  яствами  и
хмельными напитками, так что для них он сам был подлинным государем.  Обожая
его, они распевали на улицах: "Вортегирн достоин верховной  власти,  достоин
скипетра королевства Британии, а Констант их недостоин". Вортегирн между тем
все больше и больше старался покорить и привлечь  этих  пиктов  к  себе.  И,
добившись их любви и привязанности, он напоил их допьяна и сообщил им о том,
что вынужден покинуть Британию, дабы увеличить свое достояние; при  этом  он
утверждал, будто незначительных средств, какими он ныне  располагает,  никак
не достаточно для выплаты жалованья  и  пятидесяти  воинам.  Затем,  как  бы
глубоко  опечаленный,  он  удалился  в  собственные  покои,  покинув  их   в
королевском дворце в самый разгар попойки. Обнаружив,  что  он  ушел,  пикты
глубоко огорчились и сочли его слова истинной правдой. Они принялись шептать
друг другу на ухо: "Чего ради дозволяем мы этому иноку жить?  Чего  ради  не
убиваем его, дабы Вортегирн овладел королевским престолом?  Кто  же  другой,
как не он, унаследует трон Константа? Ведь  Вортегирн  достоин  и  власти  и
королевского  сана,  он,  непрерывно   обогащающий   нас,   достоин   любого
достоинства".
     96. Вслед за этим, ворвавшись в опочивальню Константа, они  набросились
на него и, расправившись с ним, отнесли его голову  Вортегирну.  Увидев  ее,
тот,   словно   охваченный   скорбью,   горько   заплакал,   тогда   как   в
действительности никогда прежде не бывал так  преисполнен  радости.  Призвав
тем не менее горожан Лондона (ибо все это случилось в названном городе),  он
приказал заковать в железа предателей  и  закованных  обезглавить,  ибо  они
осмелились совершить столь мерзкое злодеяние. Были в народе  такие,  которые
считали бесспорным, что это предательство задумал сам Вортегирн и что  пикты
порешили Константа не иначе, как по его повелению. Были, впрочем, и те,  кто
нисколько не сомневался, что Вортегирн к этому злодеянию не причастен.  Дело
осталось невыясненным, но воспитатели  Аврелия  Амброзия  и  Утерпендрагона,
малолетних братьев убитого, бежали с ними в  Малую  Британию,  или  Бретань,
опасаясь, как бы Вортегирн не умертвил и обоих детей. Там их принял  к  себе
король Будиций и в подобающем им почете взрастил.
     97. А Вортегирн, не зная во всей Британии никого,  кто  мог  бы  с  ним
сравняться могуществом, и обойдя  остальных  сановников,  возложил  на  себя
королевский венец. Когда о его коварстве повсюду стало известно, против него
восстали народности разбросанных поблизости островов, приведенные в Альбанию
пиктами. Возмущенные казнью своих сотоварищей, погибших из-за случившегося с
Константом, пикты жаждали отомстить за них Вортегирну. А его, помимо  этого,
тревожил урон, который ежедневно терпело в боях его войско. Тревожил  еще  и
страх перед Аврелием Амброзием  и  его  братом  Утерпендрагоном,  коих,  как
сказано выше, увезли от него в Малую Британию,  или  Бретань.  До  его  ушей
ежедневно доходили бесконечные толки о том, что  те  уже  выросли  в  зрелых
мужей,  что  они  построили  весьма  многочисленный  флот  и   помышляют   о
возвращении а королевство, на которое имеют неоспоримое право.
     98. Между тем к побережью Кантии подошли три циулы - так зовутся у  нас
военные корабли, - полные вооруженных воинов,  над  которыми  начальствовали
два брата, Хоре и Хенгист. Вортегирн  находился  тогда  в  Доробернии,  ныне
прозываемой Кантуарией, в каковом городе весьма  часто  бывал,  так  как  он
пришелся ему по душе. Когда ему доложили  о  прибытии  на  больших  кораблях
неизвестных мужей высокого роста, он даровал им мир и повелел привести их  к
нему. Те предстали перед ним, и он устремил взор на двух  братьев,  ибо  они
выделялись среди всех остальных благородной внешностью и красотой. Оглядев и
всех прочих, Вортегирн спросил, из какой страны они родом  и  какая  причина
привела их в его королевство. Тогда  Хенгист,  отвечая  ему  от  имени  всех
остальных (ибо он  превосходил  брата  и  годами  и  разумом),  сказал  так:
"Благороднейший король этого края, произвела нас  земля  Саксония,  одна  из
земель Германии. А мы прибыли сюда, дабы изъявить нашу покорность  тебе  или
какому-нибудь другому властителю. Ведь мы изгнаны с родины и не  почему-либо
иному, как потому, что этого требовал обычай нашего королевства. А обычай  у
нас таков, что когда обнаруживается избыток жителей, из разных частей страны
собираются вместе правители и велят, чтобы юноши всего королевства предстали
пред ними. Затем они по жребию отбирают  наиболее  крепких  и  мужественных,
дабы те отправились на чужбину и там добывали себе пропитание, избавив таким
образом родину от излишних людей. И вот,  так  как  у  нас  в  стране  снова
обнаружилось чрезмерное количество обитателей, собрались и на этот раз  наши
правители и, бросив жребий, отобрали эту молодежь, которую ты лицезришь пред
собою, вслед за чем повелели ей подчиниться издревле установившемуся обычаю.
А нас, кровных братьев, - я зовусь Хенгистом,  а  он  Хорсом  -  наши  вожди
поставили ее предводителями, ибо  мы  происходим  из  рода  вождей.  И  вот,
повинуясь нерушимым от века законам,  мы  вышли  в  море  и,  ведомые  богом
Меркурием, достигли твоего государства". Услышав имя Меркурия, король поднял
голову и спросил, какую религию они исповедуют. На это Хенгист ответил:  "Мы
чтим  отчих  богов  -  Сатурна,  Юпитера  и  прочих  правящих  миром,  но  в
особенности Меркурия, которого на своем языке называем Воденом. Наши  предки
посвятили ему день четвертый недели, который и посейчас зовем по  его  имени