доказать обратное - вся эта аргументация ошибочна.
   Рассмотрим  прежде  всего   вопрос   традиций.   Почему   не   наделить
национализированные  отрасли  промышленности  всеми  славными  традициями,
какие есть у бригады почетного караула! Почему учителя начальных  школ  не
должны  столь  же  высоко  ценить   честь   мундира,   сколь   Королевская
конногвардейская артиллерия? Почему  сотрудники  Совета  по  электричеству
должны гордиться собой меньше, чем морские пехотинцы? Пока мы  знаем  лишь
то, что дело обстоит именно так.  Если  и  есть  одна  национализированная
монополия со старыми и славными традициями, то  это  Королевские  почтовые
линии.  Почтовое  ведомство  сочетает  в  себе  античность  с  королевским
покровительством,   многообразие    функций    с    пугающе    современным
оборудованием. Но почтальоны - как  показали  недавние  события  -  короне
преданы несколько меньше, чем собственным профсоюзам. Им даже охота знать,
что за почту они разносят, как и  докерам  охота  знать,  какой  товар  им
велено разгружать. А вот в боевых  подразделениях  такого  не  происходит.
Пилот  бомбардировщика  не  подвергает   сомнению   политику   насыщенного
бомбометания. Офицер охраны не обсуждает необходимость охранять Английский
банк. Он  просто  выполняет  приказы  старшего  по  званию.  Директора  же
почтового ведомства едва ли могут добиться такого повиновения, хотя власти
у них куда больше, чем, скажем, у любого  из  руководителей  Национального
управления угольной промышленности. Нет особых оснований предполагать, что
национализированные отрасли промышленности возьмут за  образец  порядок  в
армии или военной академии. Куда больше оснований опасаться,  что  люди  с
оружием  заинтересуются  примером  угольщиков.  Мы  уже   сталкивались   с
"забастовками" там, где меньше всего их ожидали.
   Сторонники    монополий    говорят:     видите,     как     преуспевают
национализированные отрасли промышленности? Но так ли уж они  преуспевают?
Шахты были переданы Национальному  управлению  угольной  промышленности  в
1947  году  и  лишь  в  1962  году  дали  небольшую  прибыль.   Британская
транспортная комиссия контролирует железные дороги и  прочие  транспортные
службы, национализированные в 1948 году, и с того самого времени стабильно
теряет деньги, причем потери 1962 года втрое превысили потери 1958-го. Нам
говорят: потери на национализированных предприятиях оправданны. Это,  мол,
все равно, что почта: она работает на общество, и к ней нельзя подходить с
теми же мерками,  что  к  коммерческому  предприятию.  Возможно,  подобная
логика не всем по вкусу, но, даже если с  ней  согласиться,  напрашивается
вывод: потери, необходимые для блага общества, имеют свой  предел.  Нельзя
до  бесконечности  уменьшать  число  предприятий,  облагаемых  налогом,  и
ежегодно  плодить  отрасли,  на  которые  будут  работать  все  остальные.
Поклонники национализации  могут  нам  напомнить,  что  первым  делом  под
национализацию попали предприятия, бывшие на грани банкротства. Это верно,
но  склонность   к   банкротству   проявляют   _все_   национализированные
предприятия. Да оно и не может быть  иначе,  ибо  чем  больше  предприятие
отождествляется с государством, тем меньше вероятность, что  ему  придется
экономить на заработной плате. Почему?  Потому  что  каждый  уволенный  за
ненадобностью -  избиратель.  Каждый  вновь  принятый  на  работу  -  тоже
избиратель.  Поэтому  каждая   партия,   стоящая   у   власти,   стремится
трудоустроить побольше людей. Она откладывает сокращение  штатов  -  пусть
этим занимается оппозиция,  когда  придет  ее  черед  возглавить  кабинет.
Выходит, при нашей системе  парламентского  правления  национализированные
предприятия имеют как бы хроническую тенденцию к банкротству. И  повернуть
эту тенденцию на сто восемьдесят градусов не так просто.
   Что сказать, наконец, о таком доводе:  национализированные  предприятия
создаются, чтобы составить конкуренцию предприятиям частным? Идея выглядит
привлекательной,  и  первым  делом  (ведь  мы   антимонополисты)   хочется
воскликнуть: "Хорошая  мысль!"  С  появлением  "Независимого  телевидения"
Би-би-си стала  работать  лучше,  никто  не  будет  это  отрицать.  Отсюда
следует, что и "Независимое телевидение",  появись  оно  на  свет  раньше,
стало бы работать лучше при появлении  такого  конкурента,  как  Би-би-си.
Если  государственные  организации  появляются  там,  где   есть   частные
монополии (например, в  кинопромышленности),  это  стимулирует  именно  ту
конкуренцию, какая нам нужна. В теории все привлекательно. А на  практике?
Прошлый опыт позволяет предположить - государство не будет (возможно,  оно
просто не в состоянии) вести честную игру. Классический пример  находим  в
топливной промышленности. Теперь известно, что даже консерваторы  ратовали
за высокую пошлину на нефть, имея в виду интересы Национального управления
угольной промышленности.  Однажды  об  этом  было  заявлено  вслух.  Чтобы
уравновесить этот шаг, правительство решило  слегка  придушить  наполовину
национализированный   сектор   кинопромышленности.   Но    откуда    столь
диаметрально противоположный подход? И  почему  в  обоих  случаях  принято
ошибочное решение? Объяснение, по  всей  видимости,  таково:  Национальное
управление угольной промышленности теперь часть государственной структуры,
и за эту структуру его многочисленные сотрудники  отдают  свои  голоса,  а
голос работников кино едва слышен. Но если вести  честную  игру  не  могут
даже  консерваторы,  чего  же  нам  ждать  от  социалистов,  которым  идея
конкуренции никогда не была дорога и свята? Наверное, честная  конкуренция
между государственными и частными предприятиями в конце концов приведет  к
созданию  монополии  -  как  ни  крути.  Правительство,  как   и   частный
предприниматель, стоит на страже своих интересов - голоса избирателей! - и
доверять ему должность рефери не стоит.
   Выходит, во всех случаях аргументы в пользу монополий серьезной критики
не выдерживают. А ведь есть аргументы и против монополий. Некоторые  столь
очевидны, что о них и говорить не стоит, но  три  мы  упомянем,  ибо  они,
пожалуй,  не  так  бросаются  в  глаза.   Во-первых,   национализированная
монополия вечно стоит перед дилеммой, что она такое: служба  общественного
пользования  или  коммерческое  предприятие?  Является   ли   она   частью
государства или все же стоит особняком? Сделайте ее частью государства - и
скоро она начнет  терпеть  убытки.  Если  правительство  станет  увольнять
государственных служащих, это ему  дорого  обойдется,  оно  начнет  терять
голоса избирателей. А вот купить их оно может - равномерным распределением
рабочих мест и даже синекур, что случается нередко.
   Теперь  предположим,   что   за   основу   взята   обратная   политика.
Железнодорожная компания "Бритиш рейл" не имеет под  собой  ничего,  кроме
собственных  колес.  Национальное   управление   угольной   промышленности
конкурирует с частными фирмами  по  добыче  нефти  -  и  даже  с  фирмами,
импортирующими уголь. Первый результат: не останется даже  намека  на  то,
что государство контролирует общественную собственность. А как может  быть
иначе? Парламент может  начертать  железным  дорогам  программу  действий;
министр может назначить величины грузовых тарифов, стоимость  пассажирских
перевозок... но при одном условии  -  потери  возможны,  а  скорее  всего,