ящичкам и папкам. Полы заставлены  стальными  картотечными  шкафчиками,  и
клерки тонут в море ссылок. Главному чародею потребовались факты, и ученик
чародея выпустил джинна из бутылки - факты  в  четырех  экземплярах  можно
черпать ведрами. Когда уж тут заглянуть в бумагу - только бы успеть сунуть
ее в нужную папку. Бурный поток информации захлестывает всех и вся,  никто
не знает, как выключить кран.  Если  чей-то  фамильный  кабинет  на  время
остался без хозяина, можно не сомневаться - через два года он будет  снизу
доверху забит  никому  не  нужной  перепиской.  Незадачливые  руководители
беспомощно барахтаются в бумажном водовороте и в  конце  концов  тонут,  а
другие если и могут чем похвастаться, то лишь тем, что все-таки удержались
на плаву.
   В спектре проблем с бумажным потоком  успешно  конкурирует  укороченный
рабочий  день.  Головные  конторы,  государственные   либо   промышленные,
тяготеют к большим городам, где жить нынче совсем тяжко. Начальство обычно
определяет свой статус мерой удаленности от центра и в основном  живет  за
городской чертой. Поднимаясь где-то с первыми петухами, они,  если  сильно
постараться, добираются до своих рабочих  мест  к  10:00.  Чтобы  к  19:00
попасть домой, им надо покинуть свой кабинет в  16:00.  Если  учесть,  что
обеденный  перерыв  тянется  с  12:00  до  14:00,  на  праведный  труд   у
руководителей остается четыре часа в  день.  Чем  больше  и  разветвленное
паутина, тем больше дел стекается в головную контору, а решать их некогда.
Вот и принимаются неверные решения, да  еще  с  опозданием,  а  неотложные
проблемы валятся в одну кучу с пустяковыми и запиваются  чаем.  На  первом
месте в смысле тщеты и бесплодности усилий стоит Вестминстерский дворец  -
английский парламент, - где от самого обилия дел образуется затор и всякое
движение   замирает.   В   Правительственных    департаментах    структура
ответственности  имеет  форму  пирамиды:  чтобы  принять  любое  серьезное
решение, принято обращаться на самый верх, а там ни  у  кого  нет  времени
вникнуть в суть дела. Такая иерархия работает  и  в  промышленности:  день
столь же короток, результат столь же невелик.  В  любой  крупной  головной
конторе сегодня пожинаются плоды сверхцентрализации, доведенной до полного
абсурда.
   Сосредоточение власти в центре, где скрещиваются все линии,  не  просто
создает хаос. Избыток этих  линий  вызывает  чувство  безысходности  и  на
периферии,  откуда  они  исходят.  По  идее  управляющего  директора  надо
выбирать из руководителей подразделений, потому что только на  руководящем
посту, на производстве, человека можно проверить по результатам его труда,
а когда он лишь консультирует и высказывает  мнения,  оценить  его  весьма
сложно. С другой стороны, попробуй прояви себя в дочернем отделении  фирмы
- ведь там только сортируют  почту  и  ждут  указаний  свыше.  В  итоге  -
моральные потери, руководители на местах уходят в отставку, а у  тех,  что
остаются, и со знаниями туговато, и опыта кот наплакал. А  коль  скоро  на
местах попросту нет руководителей с солидной  репутацией,  правление  ищет
нового Главного среди сотрудников головной конторы. Но  среди  начальников
отделов редко  сыщешь  идеального  кандидата  на  повышение.  Познания  их
ограниченны, а  ответственность  они  привыкли  с  кем-то  делить.  И  уж,
конечно, не им восстанавливать моральный климат в  отделениях  фирмы.  Все
последние годы они не руководили, а консультировали. Едва ли в  ком-то  из
этих стареющих кабинетных работников перед заходом солнца вдруг пробудится
жажда деятельности, запоздало вспыхнет созидающий огонь. Если не  привлечь
свежие и задорные силы со стороны, компанию может основательно затянуть  в
трясину. Сверхцентрализация ведет  к  катастрофе;  но  платить  по  счетам
придется все равно, и рано или поздно час расплаты наступит.
   Пока тяга к сверхцентрализации живет и здравствует, но кое-где она  уже
сталкивается с противодействием. В  крупнейших  американских  промышленных
группировках некоторые подразделения имеют право действовать на свой страх
и риск  -  во  всем,  кроме  разработки  генеральной  линии  и  финансовой
политики; что ж, есть  смысл  взять  эти  примеры  за  образец.  С  другой
стороны, наивно полагать, что некое  правило  позволит  всегда  определить
золотую середину между избыточным и недостаточным контролем.  Джон  Стюарт
Милл проводил в жизнь такую идею: информация должна быть централизованной,
а власть - рассредоточенной. В разумных пределах это правило полезно, но -
увы! - его нельзя считать формулой для любой организации в любой период ее
истории.  Положение  постоянно  меняется,  и  наше  выживание  зависит  от
скорости, с какой мы перераспределяем силы и проводим реорганизацию.  Если
и выводить общий  принцип,  я  бы  сформулировал  его  так:  централизация
нужнее, когда готовишь наступление, а если ждешь атаки противника,  власть
лучше рассредоточить.


   КНЯЖЕСТВА И ДЕРЖАВЫ

   Многонациональное государство - такая политическая  единица  выковалась
за долгие века европейской экспансии. Произошло это главным образом  из-за
войн. Франция объединилась, потому что боялась Англии,  Испания  -  потому
что боялась Ислама, Великобритания - Испании, а  Германия  -  Франции.  Во
времена агрессивных войн государство проявило  себя  крупнейшей  единицей,
которая  не  распадалась  из-за  различия  региональных   интересов.   Для
эффективного управления такое государство зачастую было слишком велико,  а
для экономики, наоборот, требовались  масштабы  покрупнее.  Сейчас  Европа
снова защищается от Азии, и распространенное мнение таково: нужна какая-то
реорганизация. Движение к объединению Европы - взять к примеру Европейское
экономическое сообщество - это  предвестник  возникновения  новой  Римской
империи со всеми преимуществами, какие несет  такое  объединение  -  целый
континент!  -  в  смысле  обороны,  свободной   торговли   и   внутреннего
спокойствия. Но при этом провинции логично требуют автономии. Ибо  меньшие
политические подразделения (Бавария, Нормандия, Шотландия) так  или  иначе
принесли в жертву идее прочного государства  свою  национальную  гордость.
Они отдали независимость, но  обезопасили  свои  границы  и,  более  того,
получили свой  кусок  от  общегосударственного  пирога.  В  пору  расцвета
Британской империи кусок этот был столь внушителен, что шотландцы были  не
прочь  (в   тот   момент)   считать   себя   британцами.   Они   гордились
принадлежностью к империи, которой тогда было чем похвастать, как  в  свое
время Испании, Австрии, Франции и Германии. Во второй половине  двадцатого
века многонациональному государству - увы! - почти нечего предложить своим
провинциям за их лояльность. Их никто не защитит, если  они  не  входят  в
альянс более крупный, не приходится рассчитывать и на трофеи. Конечно, кое
в чем такое государство полезно и сейчас, но во многом стало обузой -  оно
тормозит торговлю  на  густо  разветвленных  внутренних  границах,  тратит
впустую кучу времени из-за  сверхцентрализованного  управления.  Некоторые