[2] Эга  знаменитая легенда,  "Судьба  детей  Лира",  не  встречается в
старинных  манускриптах.  Впервые она  упоминается в рукописях  начала  XVII
века.

     Однако, рассказывая эту  историю, мы пропустили  целых девятьсот лет  -
период более чем значительный даже для  истории богов.  Поэтому нам придется
вернуться назад, если не к дням Эремона и Эбера, сынов Мила и первых королей
Ирландии, то уж, во всяком случае, к началу христианской эры.
     В то время верховным королем Ирландии  был Эохаидх Эйремх, правивший  в
Таре; его вассалами были такие  монархи, как  Конхобар Мак Несса,  правитель
Красной Ветви  Ольстера,  Ку Рой Мак Дэйр, король Мунстера, Месгедра, король
Лейнстера, и Эйлилл, правивший Коннахтом вместе со своей знаменитой супругой
- королевой Медб.
     Незадолго  до этого,  правда,  в царстве  богов,  Оэнгус Сын  Молодости
похитил Этэйн,  жену Мидхира. Он посадил ее  в  стеклянную  беседку, которую
повсюду  возил с собой, запретив Этэйн покидать это укрытие из опасения, что
Мидхир может забрать ее у  него.  Тем не менее гэльский Плутон все же  сумел
узнать, где находится его жена, и стал  строить планы  возвращения жены,  но
случилось так что у самой Этэйн появилась соперница, которая  сумела отвлечь
Оэнгуса от бдительной  охраны  беседки и  тем самым освободила ее прелестную
пленницу. Однако, вместо  того чтобы вернуть несчастную богиню Мидхиру, жена
коварно  превратила ее  в муху  и  повелела  ей  взлететь в  воздух,  где та
оказалась во власти ветров и бурь.
     Спустя  семь долгих лет сильный  порыв ветра принес бедняжку  на  крышу
дома  Этэйра,  одного   из  вассалов   Конхобара,  устроившего  званый  пир.
Несчастная муха, то  есть  бедная Этэйн, через трубу  дымохода спустилась  в
дом, оказалась в камине и без сил шлепнулась прямо  в золотом кубок с пивом,
который собралась  выпить  жена  хозяина  дома.  И женщина  по  рассеянности
проглотила Этэйн вместе с пивом.
     Однако  это означало для Этэйн не гибель  - ибо боги вообще не способны
умереть, - а начало новой жизни. Вскоре после этого Этэйн родилась вновь, на
этот  раз -  дочерью  жены  Этэйра,  и никто  не  знал,  что она  - из  рода
бессмертных. Повзрослев и став девушкой, она превратилась в первую красавицу
Ирландии.
     Когда ей исполнилось двадцать лет, слава о ней долетела и до верховного
короля, и тот прислал послов взглянуть - действительно ли она так прекрасна,
как  рассказывает  о  ней  молва.  Послы, увидев  ее,  вернулись к  королю и
принялись расточать  ей самые громкие  похвалы.  И тогда  Эохаидх решил  сам
посетить  девушку. Его визит  к ней  описан в  предании,  дошедшем  до нас в
составе  Эгертонского манускрипта,  относимого  к  XV  веку,  хотя сама  эта
история, конечно, восходит к гораздо более ранним источникам. Итак:
     "Она держала  в руке сверкающий  серебряный  гребень,  гребень  тот был
украшен золотом, а рядом с ней стояла  большая серебряная чаша для умывания,
на  которой были  изображены  четыре  райские птицы,  а  по  краям  сверкали
небольшие яркие  геммы. На  красавице была свободная пурпурная  мантия,  под
которой  виднелось   еще  более  нарядное  одеяние,  украшенное  вышивкой  и
серебряной  бахромой;  верхняя  мантия   была  скреплена  на  груди  золотой
брошью-застежкой.  Еще  на  деве  красовалась  длинная  туника с  капюшоном,
позволяющим  свободно  покрывать  голову. Она была  из зеленого шелка,  и ее
украшала  вышивка красными и золотыми нитями; рукава туники были схвачены на
запястьях золотыми и серебряными браслетами дивной красоты, так что видевшие
ее  еще издали замечали  сияние  зеленого шелка и золота. На  голове  у  нее
красовались две витые косы золотистых волос, каждая из которых была сплетена
из четырех  косичек, и на конце каждой из них  сверкало по золотому  шарику.
Рядом с красавицей стояла девушка-служанка, помогавшая ей распустить волосы,
ибо та собиралась мыть голову и  как  раз  продела  руки  в короткие  рукава
накидки.  Руки у  девы  были ослепительно белыми,  словно  снег, выпавший  с
вечера, а щечки сияли румянцем, словно цветы наперстянки. Зубки у  девы были
мелкими  и  сверкали, словно жемчужинки. Очи  ее сияли голубизной, словно то
были не очи, а гиацинты. Губы  ее были розовыми и  нежными; белою и атласной
была кожа на плечиках девы. Мягкою  и упругой была  кожа у ней на запястьях;
пальчики были длинными и ослепительно белыми, а ноготки розовели и сверкали,
словно жемчужины. Шея  у девы была белоснежной, как пена  морская; длинной и
стройной была  она  и лоснилась,  как шелк. Белыми  и округлыми  были колени
красавицы,  а лодыжки - прямыми,  словно плотничья линейка.  Ножки красавицы
были стройны и белы, как пена морского прибоя; очи  так  и сверкали, а брови
были  ночи  черней и  переливались  муаровой чернью, словно панцирь жука. Не
бывало  на свете  девы  прекраснее, чем она, и более достойной чистой любви;
стоило  только увидеть  ее, как все тотчас  понимали, что  она  -  из  их же
созданий, что обитают в курганах или пещерах фей". Король тоже пленился  ею,
взял ее в жены, и увез с собой в Тару.
     Случилось так, что у короля был брат по  имени Эйлилл. Увидев Этэйн, он
был настолько поражен, что в  нем вспыхнула непреодолимая  страсть;  он даже
заболел от любви и был близок к смерти. Как раз в это время Эохаидх совершал
свой королевский обход всей Ирландии. Уезжая, он  оставил брата - о причинах
его  болезни он  даже не  догадывался -  на  попечение  своей  жены,  Этэйн,
приказав ей ухаживать за  больным, а если тот  скончается - похоронить его с
подобающими  почестями  и воздвигнуть на его могиле резной камень с памятной
надписью. Этэйн поспешила к брату короля. Она  спросила  его  о  причине его
внезапной  болезни.   Больной  сначала   заговорил   загадками,   но  затем,
привлеченный  ее  ласковым обхождением  и  не  и силax  более  сдерживаться,
признался  королеве  в  своей страстной  любви к ней.  То,  как он описывает
страдания неразделенной любви, - это поистине лирический шедевр невероятного
напряжения духа "Это ближе собственной  кожи, - воскликнул он. - Это  совсем
как бой с собственной тенью и оглушает, словно бурный поток.  Это - оружие в
пучине  морской. Это - страсть, ждущая отклика" Под словами "оружие в пучине
морской" поэт имел в виду, что  любовь  подобна  одному  из тайных  сокровищ
богов в царстве Мананнана, ибо столь же чудесна и недостижима, как они.
     Этэйн обуревали  противоречивые  чувства,  но в  конце  концов  она, по
наивной доброте душевной,  решила,  что,  хотя  она и не  испытывает любви к
Эйлиллу, она не вправе равнодушно  смотреть на то, как он умирает от страсти
к  ней, и пообещала  принадлежать ему.  Здесь  мы  должны понимать,  что она
действовала под влиянием своей божественной природы, презирающей добро и зло
и  движимой только  наслаждениями или страданиями.  В этой связи надо  особо
отметить, что в кельтской  мифологии  этот, мягко говоря, извращенный взгляд
на проблемы морали является превалирующим как среди богов Туатха Де  Данаан,
так  и  среди  смертных.  И  те, и другие совершенно  равнодушны к моральной
стороне дела.
     Так вот, Этэйн назначила Эйлиллу свидание  в  небольшом домике подальше
от   Тары,  ибо   ей  вовсе  не  хотелось   совершать  столь  "блистательное