- Нет уж, не позволю.
   - А я и спрашивать не стану. У нас, оршанских, так говорят: "Проси, а
не дают - сам бери!"
   Тут пан Анджей схватил ручки девушки и стал осыпать их  поцелуями,  а
она не очень противилась, боялась показаться неучтивой.
   Но тут вошла панна Кульвец и, видя, что творится, подняла очи к небу.
Не понравилась ей эта близость, но не  посмела  она  сказать  что-нибудь
детям, только к ужину позвала.
   Взявшись под руки, как брат с сестрою, направились они оба в столовый
покой, где стол ломился под множеством всяких блюд; особенно много  было
отменных колбас, стояла там и обомшелая сулейка вина, дающего  крепость.
Хорошо было молодым вдвоем, легко и весело. Панна Александра уже  успела
отужинать, так что за стол уселся только пан Кмициц и принялся за еду  с
той же живостью, с какой перед тем разговаривал.
   Оленька поглядывала на него сбоку, радуясь, что он ест  и  пьет,  но,
когда он утолил первый голод, снова стала выспрашивать:
   - Так ты, пан Анджей, не из Орши едешь?
   - Да разве я знаю, откуда еду? Сегодня тут, а завтра там. Как волк  к
овце, подкрадывался я к врагу, - где можно было куснуть, там и кусал.
   - Как же ты отважился пойти против такой силы, перед которой отступил
сам великий гетман?
   - Как отважился? А я на все готов, такая уж у меня натура!
   - Говорил мне про то покойный дедушка.  Счастье,  что  голову  ты  не
сложил.
   - Э, прихлопывали они меня  там,  как  птицу  в  западне,  но  только
прихлопнут, а я уж ускользнул и в другом месте укусил. Так я им насолил,
что они цену назначили за мою голову... Отменный, однако, полоток!
   - Во имя отца и сына! - воскликнула Оленька, с непритворным ужасом  и
в то же время восторгом глядя на этого  молодца,  который  мог  говорить
зараз и о цене за свою голову, и о полотке.
   - Верно, были у тебя, пан Анджей, большие силы?
   - Две сотни своих драгун было, молодцов как на подбор, да за месяц их
всех перебили. Потом ходил я с охотниками, набирал их,  где  ни  попадя,
без разбору. Завзятые вояки, но - разбойники над разбойниками!  Кто  еще
не погиб, рано или поздно пойдет воронью на закуску...
   При этих словах пан Анджей опять рассмеялся, опрокинул  чару  вина  и
прибавил:
   - Таких сорвиголов ты, моя панна, отродясь не видывала. Чтоб их  черт
побрал! Офицеры все - шляхтичи из наших краев,  родовитые,  достойные  и
чуть не все уже под судом. Сидят теперь у меня в Любиче, что  же  мне  с
ними делать?
   - Так ты, пан Анджей, прибыл к нам с целой хоругвью?
   - Да. Неприятель заперся в городах, зима ведь  лютая!  Мой  народишко
тоже обтрепался, как обитый веник, вот князь воевода и назначил меня  на
постой в Поневеж. Ей-ей, заслуженный это отдых!
   - Кушай, пан Анджей, пожалуйста.
   - Я бы для тебя, моя панна, и отравы скушал!.. Оставил я тогда  часть
моей голытьбы в Поневеже, часть в Упите, ну а самых достойных  товарищей
к себе в Любич в гости зазвал... Приедут они к тебе на поклон.
   - А где же тебя, пан Анджей, лауданцы нашли?
   - Они меня встретили, когда я шел уже на постой в Поневеж. Я бы и без
них сюда приехал.
   - Пей же, пан Анджей!
   - Я бы для тебя, моя панна, и отравы выпил!..
   - А про смерть дедушки и духовную ты только от лауданцев узнал?
   - Про смерть - от них, помяни, господи, душу моего благодетеля! Не ты
ли это, панна Александра, послала ко мне этих людей?
   - Ты, пан Анджей, такого не думай! У меня на  мысли  одна  печаль  да
молитва была!
   - Они то же мне толковали... Ох, и гордые сермяжнички! Хотел я их  за
труды наградить, так они как напустятся на меня:  это,  может,  говорят,
оршанская шляхта в руки глядит, а мы,  лауданцы,  не  таковские!  Крепко
меня изругали! Послушал я их, да и думаю себе: не хотите денег, дам-ка я
вам по сотне плетей.
   Панна Александра за голову схватилась.
   - Иисусе Христе, и ты это сделал?
   Кмициц посмотрел на нее с удивлением.
   - Не пугайся, панна Александра. Не сделал, хоть как  гляну  на  такую
вот шляхетскую голытьбу, что за ровню хочет нас почитать, так с  души  у
меня  воротит.  Думал  только,  ославят  они  меня  безо   всякой   вины
насильником да перед тобой еще оговорят.
   - Какое счастье! - со вздохом облегчения сказала Оленька. - А то бы я
и на глаза тебя не пустила!
   - Это почему же?
   - Убогая это шляхта, но старинная и славная. Покойный дедушка  всегда
любил их и на войну с ними ходил. Весь век они вместе  прослужили,  а  в
мирное время он их дома у себя принимал. Старая у нас дружба с  ними,  и
ты уважать ее должен. Есть ведь у тебя сердце, и не нарушишь ты  святого
согласия, в каком мы до сих пор жили!
   - Да ведь я  ничего  не  знал,  разрази  меня  господь,  не  знал!  И
признаюсь, не лежит у меня душа к этой нищей шляхте. У нас так: коль  ты
мужик, так мужик, а шляхта все  родовитая,  на  одну  кобылу  вдвоем  не
садятся. Право же, такой голи равняться с Кмицицами или Биллевичами  все
едино, что вьюнам со щуками, хоть и вьюн и щука одинаково рыбы.
   - Дедушка говорил, что богатство ничего не стоит, кровь и честь - вот
что важно, а они люди честные, иначе дедушка не  назначил  бы  их  моими
опекунами.
   Пан Анджей от удивления глаза раскрыл.
   - Опекунами? Дедушка назначил их  твоими  опекунами?  Всю  лауданскую
шляхту?
   - Да. И не хмурься, пан Анджей, воля покойного  свята.  Странно  мне,
что посланцы не сказали тебе об этом.
   - Да я бы их!.. Нет, не может  быть!  Ведь  тут  добрых  два  десятка
застянков... И все эти сермяжники тут судят и рядят? Неужто  и  со  мной
будут судить и рядить, раздумывать, по душе ли я  им  или  нет?  Эй,  не
шути, панна Александра, а то у меня кровь кипит!
   - Я не шучу, пан Анджей, истинную правду говорю тебе.  Не  будут  они
судить и рядить; и коль ты, по примеру дедушки, станешь им за  отца,  не
оттолкнешь их, не будешь чваниться, то не только их,  но  и  мое  сердце
покоришь. Буду я с ними помнить это до гроба, до гроба, пан Анджей!..