- И погребок отменный, -  пропищал  Рекуц.  -  И  смоленые  бочки,  и
обомшелые сулеи стоят, как хоругви в строю.
   - Вот и слава богу! Давайте садиться за стол!
   - За стол! За стол!
   Не успели рассесться и налить по чаре, как Раницкий снова вскочил.
   - За здоровье подкомория Биллевича!
   - Дурак! - оборвал его Кмициц. - Что это ты?  За  здоровье  покойника
пьешь?
   - Дурак! - подхватили остальные. - За здоровье хозяина!
   - Ваше здоровье!
   - Дай бог в этом доме нам во всем удачи!
   Кмициц невольно повел глазами по столовому покою и на почерневшей  от
старости лиственничной стене увидел ряд суровых  глаз,  устремленных  на
него. Это глаза Биллевичей глядели с портретов, висевших низко,  в  двух
локтях от земли, потому что потолки в доме были низкие.  Над  портретами
ровным рядом висели черепа зубров,  оленей,  лосей,  увенчанные  рогами;
некоторые из них, видно, очень старые, уже  почернели,  другие  сверкали
белизной. Все четыре стены были украшены ими.
   - Охота тут, верно, хороша, вижу, зверя много! - заметил Кмициц.
   - Завтра и отправимся, а нет, так послезавтра.  Надо  и  со  здешними
местами  познакомиться,  -  подхватил  Кокосинский.  -  Счастливец   ты,
Ендрусь, есть тебе где голову приклонить!
   - Не то что мы! - вздохнул Раницкий.
   - Выпьем в утешение! - сказал Рекуц.
   - Нет, не в утешение! - возразил Кульвец-Гиппоцентаврус, - а еще  раз
за  здоровье  Ендруся,  нашего  дорогого   ротмистра!   Это   ведь   он,
ясновельможные, приютил в своем  Любиче  нас,  бедных  изгнанников,  без
крова над головой.
   - Правильно говорит! - раздалось несколько голосов. - Не такой  дурак
Кульвец, как кажется.
   - Тяжела наша доля! - пищал Рекуц. - Одна надежда, что ты нас, бедных
сирот, за ворота не выгонишь.
   - Полноте! - говорил Кмициц. - Что мое, то ваше!
   При этих словах все повставали с мест и кинулись его обнимать.  Слезы
текли по суровым и пьяным лицам растроганных товарищей Кмицица.
   - На тебя только надежда, Ендрусь! - кричал Кокосинский. -  Дай  хоть
на гороховой соломе поспать, не гони!
   - Полноте! - повторял Кмициц.
   - Не гони! И без  того  нас  выгнали,  нас,  родовитых  шляхтичей!  -
жалобно кричал Углик.
   - Сто чертей! Кто вас гонит? Ешьте, пейте, спите, какого пса вам  еще
надо?
   - Ты, Ендрусь, не говори  так,  -  ныл  Раницкий,  на  лице  которого
выступили пятна, как на шкуре у рыси, - не говори так, Ендрусь,  пропали
мы ни за денежку...
   Тут он оборвал речь, приставил палец ко лбу, словно  напрягая  мысль,
и, оглядев бараньими глазами присутствующих, сказал вдруг:
   - Разве только фортуна переменится!
   И все закричали хором:
   - А почему бы ей не перемениться!
   - Мы еще за обиды заплатим!
   - Добудем богатство!
   - И почести!
   - Бог благословляет невинных. За наше благополучие, ясновельможные!
   - За ваше здоровье! - закричал Кмициц.
   - Святые слова, Ендрусь! - произнес Кокосинский, подставляя ему  свои
пухлые щеки. - За наше счастье!
   Чаши пошли вкруговую, вино в голову ударило. Все  говорили  разом,  и
никто никого не слушал: один только  Рекуц  свесил  голову  на  грудь  и
дремал. Через минуту Кокосинский запел: "Лен  я  мялкою  мяла!"  Услышав
песню, Углик достал из-за пазухи чакан  и  давай  вторить,  а  Раницкий,
великий фехтовальщик, голой  рукой  фехтовал  с  невидимым  противником,
повторяя вполголоса:
   - Ты так, я так! Ты колешь, я мах! раз, два, три! - шах!
   Великан Кульвец-Гиппоцентаврус уставился  на  Раницкого  и  некоторое
время следил за ним глазами, наконец махнул рукой и сказал:
   - Дурак ты! Маши, маши, а против Кмицица на саблях тебе не устоять.
   - Против него никто не устоит; ты вот попробуй!
   - И со мной на пистолетах не выиграешь.
   - Дукат за выстрел!
   - Дукат! А цель?
   Раницкий  окинул  глазами  комнату,  наконец  крикнул,  показывая  на
черепа:
   - А вон между рогов! Дукат за выстрел!
   - Куда? - спросил Кмициц.
   - Между рогов! Два дуката! Три! Давайте пистолеты!
   - Согласен! - крикнул пан Анджей. Три так три! Зенд, неси пистолеты!
   Все загалдели, стали препираться; Зенд тем временем вышел  в  сени  и
через минуту вернулся с пистолетами, мешком пуль и рогом пороха.
   Раницкий схватил пистолет.
   - Заряжен? - спросил он.
   - Заряжен!
   - Три! Четыре! Пять дукатов! - орал пьяный Кмициц.
   - Тише! Промажешь! Промажешь!
   - Попаду! Смотрите, вот в тот череп, между рогов... Раз, два!
   Все обратили  внимание  на  могучий  череп  лося,  висевший  напротив
Раницкого; тот вытянул руку. Пистолет дрожал у него в руке.
   - Три! - крикнул Кмициц.
   Раздался выстрел, комнату наполнил пороховой дым.
   - Промазал? Промазал! Вон где дыра! - кричал Кмициц, показывая  рукой
на темную стену, от которой пуля отколола щепку посветлей.
   - До двух раз!
   - Нет! Давай мне! - кричал Кульвец.
   На звуки выстрелов сбежались испуганные слуги.
   - Вон! Вон! - крикнул Кмициц. - Раз! Два! Три!
   Снова раздался выстрел, на этот раз посыпались обломки костей.
   - Дайте же и нам пистолеты! - закричали все вдруг.
   Повскакав с мест, друзья стали бить кулаками слуг по загривкам, чтобы
те поторопились. Не прошло и четверти часа, как вся комната  наполнилась
громом выстрелов. Дым заслонил свет свечей и  фигуры  стреляющих.  Грому