темным фоном, на котором была видна флуоресценция сквозь колбу, без мешающих
отражений от стеклянных стенок.  Я  применял две  очень мощные ртутные дуги,
одну, над трубкой, и другую сбоку, с большим рефлектором за каждой из них, и
двумя конденсирующими линзами между дугами и трубкой.  Работа была закончена
через неделю; все линии  оказались  поляризованными,  и я получил прекрасные
фотографии,  показывавшие  темные полосы -- признак  поляризации --  поперек
всех  линий.  Статья  в  двенадцать  страниц,   иллюстрированная   снимками,
появилась  в  Philosophical  Magazine  вскоре  после этого. Это  была  самая
короткая  из моих работ, что было очень удачно, ибо в тот день,  когда я мог
написать "конец", в  комнату вошел Дьюар,  заложив  руки за спину под  фалды
своего фрака, и сказал мне, как обычно, коротко, что мне придется освободить
комнату,  ибо Маркони собирается  читать лекцию в  следующую пятницу,  и она
нужна ему для подготовки опытов и установки. "Я уже кончил", -- сказал я, --
и очень вас благодарю".
     Было   объявлено,  что   на   лекции   Маркони  присутствующие  услышат
трансатлантические сигналы из Глэс  Бэй в Новой Шотландии  (в Америке). В то
время многие еще сомневались в возможности этого.
     Над  крышей  собирались  запустить змей с антенной, и слушатели  должны
были услышать сигналы в систему телефонных трубок, разложенных по аудитории.
За  много дней до  лекции  исторические  залы  института  наполнили рабочие,
устанавливавшие аппараты  Маркони.  Они  разобрали  железную  балюстраду  на
мраморной лестнице, ведущей на второй этаж, мешавшую поднять туда громоздкие
электрические  установки. Вестибюль  был три дня забит огромными  ящиками, и
постепенно за круглым столом, где Фарадей показывал свои маленькие катушки и
магнитики,  скопилось столько внушительных электрических аппаратов последней
конструкции,  сколько  можно  увидеть  в  одном  месте  разве  на  всемирной
выставке.   Огромная  мраморная   распределительная  доска  с  вольтметрами,
амперметрами,  реостатами,  предохранителями,  индукторами  и  т.д.  и т.д.,
несколько таинственных ящиков красного дерева с блестящими медными  клеммами
и  пластинками и  еще  масса других  предметов.  Вечером перед  лекцией  два
молодых  ассистента  Маркони залезли  на  крышу института,  откуда запустили
двойной змей и настраивали приемные аппараты.
     Все это меня страшно интересовало, так как я сам занимался змеями в Ист
Хэмптоне. Я ввязался  в их работу  с вопросами,  предложениями, мешая им  на
каждом шагу своими попытками помочь.
     Маркони  читал  свою  лекцию  по рукописи, облокотившись  на  кафедру и
положив голову на  руку. Мне казалось,  что он меньше всех интересуется тем,
что говорит, -- и никаких экспериментов не было.
     Только  под самый  конец  он  сказал: "Я  установил  здесь  аппарат для
передачи сигналов, и вы услышите звук  искрового разряда в этом ящике, когда
я нажму на ключ". Он нажал его несколько раз и мы услышали:
     "Бэз-бэз-бэз, бэзззз-бэзззз-бэзззз, без-бэз-бэз" (SOS).
     За десять минут до окончания я заметил,  что его ассистенты нервничают.
Один из  них исчезал каждые несколько минут, затем появлялся, и они начинали
торопливо шептаться. Я подошел к ним на  цыпочках  и спросил, что случилось.
Трансатлантические  сигналы прекрасно  приходят, но  ветер  затихает и  змеи
опускаются.
     "Скажите Маркони", -- прошептал я.  -- Пусть аудитория услышит сигналы,
пока это можно, а потом кончит лекцию".
     Они  покачали головами.  "Невозможно", -- прошептал  один  из  них.  --
"Сигналы обязательно  должны  идти под  конец. Он придет  в  ярость, если мы
прервем его".  "Давайте я скажу ему",  -- предложил я. Но  они ни на что  не
могли решиться.
     Лекция  монотонно  продолжалась  и  закончилась  словами: "А  теперь мы
услышим сигналы, перелетевшие Атлантический океан". -- Он повернулся к своим
ассистентам,  стоявшим  в стороне.  Они  смущенно покачали головами, и  один
сказал: "Змеи опустились".  Маркони  повернулся к присутствующим и объяснил,
что отсутствие  ветра сделало демонстрацию  невозможной. Мне показалось, что
он отчасти доволен, что избавился от лишних хлопот.
     Идя домой с  лордом Рэлеем после лекции, я спросил его: "Что вы думаете
об этом?"  Он ответил: "Мне кажется, что если бы вам или мне  нужно было для
лекции  приспособление,  которое  делает  "бэзз-бэзз",  то  мы  обошлись  бы
прибором попроще, и "бэзз-бэзз" у нас все-таки получилось бы".
     Вуды  взяли  Элизабет  и Роберта-младшего из  школы и отплыли  домой  с
первым  рейсом  "Олимпика",  бывшего  тогда  самым  большим  из пассажирских
пароходов.
     По возвращении в 1911 году на свою старую должность у Дж. Гопкинса, Вуд
начал  серию  опытов  совместно  с  профессором  Пикерингом  из  Гарвардской
обсерватории по определению скорости звезд новым  методом,  фотографируя  их
спектры  сквозь  объективную  призму. Фотографировались  сразу  целые группы
звезд сквозь фильтр, состоящий из стеклянного сосуда, наполненного раствором
соли неодима. Тонкая линия поглощения раствора неодима добавлялась к спектру
каждой звезды и служила опорой для  подсчета на  основании явления  Допплера
скоростей, с которыми звезды приближаются или удаляются от земли.
     Это был один из ценных вкладов Вуда в астрофизику. Метод Вуда-Пикеринга
применяется  теперь всеми для измерения звездных скоростей, хотя в настоящее
время  Вуд разрабатывает еще  один новый  прием, который, как считают Харлоу
Шэпли и другие известные астрономы, может превзойти все существующие.
     Летом 1911 года Вуд приобрел  и установил в Ист Хэмптоне параболическое
зеркало шестнадцати дюймов диаметром, с фокусом в двадцать  шесть футов;  он
соединил  его  с  большим  целостатом,  который  ему  предоставила   Морская
обсерватория.  Зеркало  целостата, приводимое в движение часовым механизмом,
следовало  за  луной и  давало горизонтальный  пучок света,  направленный  в
параболический рефлектор, который, в свою очередь, создавал изображение луны
в своем фокусе около целостата, где были монтированы ультрафиолетовый фильтр
и  кассета  с фотопластинкой.  Молодой  профессор  Масамиши Кимура из Токио,
который теперь является одним из выдающихся ученых Японии, приехал учиться у
Вуда и работать с ним с парами натрия и был приглашен в Ист Хэмптон помогать
фотографировать луну. Во время этой работы случился курьезный эпизод. Кимура
был  желанным  и  популярным  гостем  в  семье  Вуда  и  позже  поселился  в
находившемся   поблизости   отеле.  Они   вместе  продолжали   свои   летние
эксперименты.   Однажды   вечером  они  собирались  фотографировать  луну  в
ультрафиолетовых лучах.  После обеда они наладили телескоп и зеркала в поле,
свободном от зданий" за сараем, и Вуд сказал: "Приходите в восемь".
     Небо было чистое, но между шестью и семью с океана пополз густой туман.
Хотя стояло лето, туман был холодный  и мокрый. Вуды,  которые рано обедали,
ждали  Кимуру к вечернему кофе с минуты на  минуту. Он не  появлялся.  Около
девяти туман начал расходиться, и небо очистилось. Но, как это иногда бывает
у Монток-Пойнт, у  самой земли  он  еще лежал толстым  "одеялом".  Вуд пошел
сквозь него к телескопу "вброд", намереваясь снимать луну в  одиночку. Когда