прерванную походом в Италию.
   Но еще одна забота упорно отвлекала внимание Бонапарта и повелительно
отрывала его в течение всей эпохи Консульства от основных задач. Это бы-
ла борьба с якобинцами и роялистами. Фуше считал роялистов более серьез-
ной и непосредственной опасностью, но Бонапарт уже тогда мало верил Фуше
и полагал, что Фуше, боясь реставрации, считает якобинцев, бывших  своих
друзей, все же меньшим злом и не склонен их очень преследовать, тем  бо-
лее что у них меньше шансов достигнуть власти. А сам первый консул, нап-
ротив, был после Маренго того мнения, что якобинцы - более опасные  вра-
ги.
   С первых же дней установления своей диктатуры Наполеону пришлось счи-
таться с врагами "слева" - якобинцами - и врагами "справа" - роялистами.
И неодинаково отнесся он к этим двум категориям своих противников.
   К роялистам у него было отношение примирительное, он открыто  обнару-
живал готовность к мирным переговорам. Консульская администрация  охотно
брала на службу заведомых роялистов, подчеркивая, что, если они соглаша-
ются служить Бонапарту, значит, они уже тем самым заслуживают  снисходи-
тельного отношения. Бонапарт уже своими амнистиями отдельным  эмигрантам
показывал, что роялистам он согласен многое и многое простить и забыть.
   Но совсем не то было с якобинцами. Их Наполеон в самом  деле  ненави-
дел, в самом деле преследовал. Ведь сам-то он никогда революционером  не
был, и для него временная близость с братом Робеспьера  и  с  якобинцами
была просто-напросто тактикой карьериста. Деспот по натуре, самодержец с
ног до головы, сознательно державший курс после 18 брюмера на создание в
том или ином виде крупнобуржуазной монархии, Наполеон не  мог  полностью
оценить в прошлом якобинцев той колоссальной заслуги, которую они  имели
в истории Французской революции и которая состояла не более и не  менее,
как в спасении революции в самый для нее опасный момент.  Мало  того,  в
полном согласии с тем крупнобуржуазным  классом,  интересы  которого  он
поддерживал. Наполеон усвоил себе манеру отмечать в якобинской диктатуре
прежде всего ее репрессивный, резко насильственный характер, умалчивая и
о причинах, делавших это явление неизбежным, и о  последствиях,  спасших
революционную Францию. И не зная, как похуже выругать в 1812 г.  Ростоп-
чина, сжегшего Москву, Наполеон назвал его "русским Маратом",  приравни-
вая человека, отдавшего свою жизнь за революцию, к  московскому  барину,
крепостнику, для которого спасение России совпадало  со  спасением  кре-
постного права и который участвовал в защите родины лишь гаерскими,  ба-
лаганными "афишками" и тем, что без нужды и толка путался под ногами Ку-
тузова и посылал на Кутузова доносы царю. Наполеону политически  выгодно
было, чтобы в умах нового поколения якобинская диктатура ассоциировалась
исключительно с кровопролитием и всякого рода ужасами и ни с чем более.
   А между тем своим ясным умом он не мог начисто отрицать  исторической
заслуги этой диктатуры. Наполеон ненавидел якобинцев,  но  о  якобинской
диктатуре 1793-1794 гг. прямо заявил однажды, что Конвент спас  Францию.
А вот Людовика XVI он в самом деле презирал от  всей  души,  как  всегда
презирал всякую слабость. "Предупредите эту женщину, что я - не  Людовик
XVI",- сказал он, когда узнал, что г-жа Сталь слишком много разговарива-
ет в своем салоне.
   И именно зная, что наиболее непреклонные и непримиримые, хоть и  при-
таившиеся враги его находятся среди уцелевших еще бывших  якобинцев,  он
гнал их беспощадно.
   Преследование якобинцев, в сущности, как началось после  18  брюмера,
так и не прекращалось до конца империи, временами лишь ослабевая.
   Аресты якобинцев или лиц, подозреваемых в близости к ним, происходили
и в столице и в провинции, и притом в провинции еще больше, чем в столи-
це. Местная уцелевшая аристократия, вернувшиеся амнистированные эмигран-
ты, местная зажиточная буржуазия, а в  деревне  новое,  собственническое
крестьянство - все они, зная наперечет былых деятелей местных  отделений
Якобинского клуба, былых должностных лиц робеспьеровских времен,  теперь
беспощадно и сторицей расплачивались со своими врагами. Когда, при  дея-
тельнейших провокаторских усилиях со стороны политической полиции,  уда-
лось ускорить "покушение" 10 октября 1800 г., т.  е.  удалось  в  здании
оперы арестовать четырех человек с кинжалами, шедших к ложе первого кон-
сула, то не только были казнены эти четыре человека, но по всей  Франции
были произведены массовые аресты "якобинцев".  Большинство  арестованных
либо никогда уже не вернулось на родину, либо вернулось спустя много лет
сломленными людьми. Кое-кто погиб в тюрьме ("самоубийства"  политических
заключенных были в большом ходу в те времена), другие погибли в Кайенне,
в американской ссыльно-каторжной колонии Франции. А спустя  месяц  после
этого "покушения" полиция Фуше арестовала (18 ноября 1800 г.) настоящего
якобинца Шевалье, который подготовлял взрыв. Новая волна арестов и высы-
лок поднялась по всей стране. Хватали направо и налево, хотя  арестуемые
никакого понятия не имели о Шевалье и его замыслах. Мало того,  когда  в
декабре того же 1800 г. произошло в самом деле  серьезное  покушение  на
жизнь первого консула, то - хотя эта "адская машина"  была  организована
исключительно роялистами и якобинцы абсолютно ни малейшего  касательства
к делу не имели - Наполеон и этим покушением тоже воспользовался для но-
вых страшных гонений против якобинцев.
   Тот, кто хочет вникнуть в натуру Наполеона и понять движущие силы его
психологии, никогда не должен обманываться  слащавыми  попытками,  столь
обильными в необъятной литературе о Наполеоне,попытками представить  его
в самом деле каким-то "полуреволюционером", тем, чем его часто  называли
сначала враги, а потом хвалители в первой половине XIX в.,- "Робеспьером
на коне". Никогда он этим не был. Деспот по натуре,  прирожденный  само-
держец, считаясь с условиями, он еще мог терпеть первое время  по  нужде
существование некоторых чисто внешних пережитков буржуазной  республики.
Но как только стало возможным, он вымел прочь  все,  что  оставалось  от
республики, и круто повернул к окончательному обращению Франции в  воен-
ную деспотию и к превращению Европы в конгломерат  рабски  подчиняющихся
этой военной деспотии вассальных царств, колоний и полуколоний.  Якобин-
цам и особенно ненавистной Наполеону якобинской идеологии с ее грезами о
"братских республиках" и о равенстве и свободе - в наполеоновской  абсо-
лютной монархии места не было. Энгельс правильно отметил хронологическую
дату ("австрийский брак"), после которой эта новая самодержавная империя
Наполеона стала быстро принимать и все внешние черты стародавних, тради-
ционных монархий. Конечно, и новая и старая тирании одинаково были  без-
надежно непримиримыми не только с героической якобинской  традицией,  но
даже с самыми робкими и скромными воспоминаниями о буржуазной  республи-
ке.
   Жестокая, вне всяких установленных, "законных" рамок, абсолютно  про-