ваются недостатком работы". "У рабочего нет работы... он может восстать;
я боюсь этих восстаний, вызываемых отсутствием хлеба; я бы меньше боялся
сражения против армии в 200 тысяч человек", - повторял Наполеон.
   До больших выступлений рабочей массы в столице и провинции не  дошло,
хотя признаки раздражения, нетерпения, уныния, иногда и отчаяния отмеча-
лись и полицейскими и частными наблюдателями.
   Если в экономическом кризисе 1811 г.  заключался  урок,  то  Наполеон
поспешил учесть его  совершенно  определенным  образом;  пока  континен-
тальная блокада не сломит Англию, пока моря не откроются для  французов,
пока не прекратится бесконечная война, положение французской торговли  и
промышленности всегда будет шатким и всегда возможно повторение кризиса.
Значит, блокаду нужно завершить, и если для этого придется взять Москву,
нужно взять Москву.
   Наполеон крепко запомнил, что лионские шелкоделы  частично  объясняли
кризис сбыта "внезапным" прекращением заказов из России, вызванным новым
русским таможенным тарифом, подписанным императором Александром в декаб-
ре 1810 г. и облагавшим высокими пошлинами предметы роскоши, т. е. шелк,
бархат, дорогие вина,все то, что шло в Россию из Франции.
   Это Наполеон тоже поставил Александру в тот  счет,  который  нарастал
уже давно, с Эрфурта. И в течение всего 1811  года  у  Наполеона  крепло
убеждение, что этот счет будет ликвидирован и  может  быть  ликвидирован
только в Москве.
   Как отнесся Наполеон к этим тревожным симптомам ненормального  эконо-
мического положения империи?
   Кризис назревал давно, и император следил за его приближением. До сих
пор Наполеону приходилось встречаться  с  критическим  положением  госу-
дарственных финансов, с начинающейся "инфляцией", с  необходимостью  вы-
пускать бумажки без золотого обеспечения, наконец, с плутовскими махина-
циями крупных финансистов, которые стремились опутать казну разными сом-
нительными займами и ростовщическими обязательствами. Так было  в  самые
первые годы его владычества (1799-1800), так было в 1805 и в начале 1806
г. Но с этими затруднениями Наполеон всегда справлялся. То он привозил с
войны золотые миллионы контрибуции; то  он  налагал  под  разнообразными
предлогами тяжелые налоги и поборы на население побежденных стран  неза-
висимо от контрибуции, которую ему уплачивали правительства этих  стран;
то, наконец, просто отнимал у финансистов многое из того, что они успели
заполучить. Так было, например, в 1806 г. Едва вернувшись после  аустер-
лицкой кампании в Париж, в конце января 1806 г., Наполеон потребовал от-
чета о состоянии финансов и усмотрел, что знаменитый миллионер и  хищник
Уврар и стоявшая около него финансовая компания, действовавшая под  фир-
мой "Объединенные негоцианты", очень хитроумными комбинациями и тонкими,
юридически ловкими приемами опутали казну и  причинили  ей  колоссальные
убытки. Наполеон приказал Уврару и представителям "Объединенных  негоци-
антов" явиться во дворец и тут объявил им без особых предисловий и  око-
личностей, что просто приказывает им отдать все наворованное ими за пос-
леднее время. Уврар пробовал было прельстить Наполеона предложением  но-
вых "интересных для казны" комбинаций, которые его величество, наверное,
примет, но его величество не скрыл, что наиболее  интересной  для  казны
комбинацией он считает немедленное заключение Уврара и его  товарищей  в
Венсенский замок и отдачу их под уголовный суд. "Объединенные  негоциан-
ты" отнеслись к этому мнению императора с  полным  вниманием  и,  хорошо
зная нрав собеседника, сочли его аргументацию исчерпывающей: в ближайшее
же время они отдали казне 87 миллионов франков золотом, не настаивая при
этой прискорбной для них операции ни на каких уточнениях, ни бухгалтерс-
ких, ни юридических. "Я заставил дюжину  мошенников  вернуть  награблен-
ное",- так сообщал Наполеон об этом случае в одном письме к своему  бра-
ту, тогда неаполитанскому, позднее испанскому королю Жозефу.
   Валюта стояла прочно, золото в казне было достаточно, система  финан-
совой и экономической эксплуатации как всех завоеванных частей  империи,
так и всей вассальной Европы в пользу "старых департаментов",  т.  е.  в
пользу Франции в точном смысле слова, оправдывала себя, казалось,  много
лет подряд.
   И вдруг зловещий треск прошел по колоссальному  зданию:  Наполеон  на
опыте 1811 г. понял, насколько труднее бороться  с  общим  экономическим
кризисом, чем с временными финансовыми затруднениями, и насколько  легче
ликвидировать неполадки в казначействе, чем найти и, главное, уничтожить
дефекты во всей экономической системе, в организации всей  хозяйственной
жизни колоссальной державы. Здесь уже не могли помочь ни контрибуции, ни
хватанье за горло финансовых хищников, ни образцовая отчетность и  стро-
гость контроля, ни все совершенство  бюрократической  машины,  созданной
Наполеоном. Разразившийся в 1811 г. кризис был прежде всего  (но  далеко
не исключительно) кризисом сбыта тех товаров, которые главным образом  и
составляли предметы торговли и промышенности, обогащавшие Францию.  Кому
было сбывать знаменитые ювелирные изделия парижских мастерских? Кому бы-
ло продавать дорогую мебель, над выделкой которой работало чуть  не  три
четверти населения Сент-Антуанского предместья? Или драгоценные, дорогие
сорта кожаных изделий, производством которых  кормились  Сен-Марсельское
предместье и колоссальный  рабочий  квартал  Муффтар?  Или  великолепные
женские наряды и мужские костюмы, выделкой и продажей которых занимались
бесчисленные портняжные мастерские мировой столицы? Как могли  держаться
на высоте цены на лионский шелк и бархат, на седанские высшие сорта  су-
кон, на тончайшее полотняное белье, выделываемое в Лилле, Амьене,  Рубе,
на валансьенские кружева?
   Все эти французские предметы роскоши выделывались не только для внут-
реннего рынка, но для всего мира, а весь  мир  для  французских  товаров
оказывался очень сокращенным: Англия отпала, Америка, как Северная,  так
и Южная, отпала, богачи-плантаторы с Антильских и Маскаренских  островов
отпали. Вообще отпали все покупатели (богатейшие и  многочисленные)  изо
всех стран, отделенных от европейского континента "соленой водой", пото-
му что на "соленой воде" безраздельно владычествовали англичане. Но неб-
лагополучно обстояло дело и с европейским континентом. Завоеванные Напо-
леоном страны разорялись дотла, побежденным странам, даже если они и  не
были непосредственно завоеваны, навязывали континентальную блокаду,  ко-
торая лишала их валюту покупательной силы. С тех пор как русские помещи-
ки не могли сбывать в Англию сельскохозяйственное сырье,  исчезло  и  то
английское золото, которым  они  оплачивали  парижские  товары:  русский
рубль упал после  Тильзита  до  26  копеек.  У  поляков,  австрийцев,  у
итальянской аристократии произошло то же самое. В государствах западной,
южной, центральной, а в конце концов и северной Германии происходил  тот
же процесс быстрого материального оскудения феодально-помещичьего класса