войны, он был гораздо оживленнее и бодрее. Начиналась самая  грандиозная
из бывших до сих пор его войн, и, судя по тому, как он к ней  готовился,
он сам это вполне понимал. Могло случиться, что эта война была  бы  пос-
ледней из его европейских войн и первой из азиатских; могло случиться  и
так, что на первый раз пришлось бы кончить поход в Смоленске и  отложить
продолжение (т. е. Москву и Петербург) на следующий год. Эти две гипоте-
зы он предвидел: о Ганге и Индии он говорил с Нарбонном, об остановке  в
Смоленске - с маршалами.
   Окруженный маршалами и огромной свитой, предшествуемый всей кавалери-
ей, Наполеон шел прямой дорогой на Вильну, нигде не встречая и признаков
сопротивления.

   Глава XIII НАШЕСТВИЕ НАПОЛЕОНА НА РОССИЮ 1812 г.
   Начиная любую из своих беспрерывных войн, Наполеон  всегда  интересо-
вался прежде всего: 1) неприятельским полководцем и 2) организацией неп-
риятельского командования вообще. Силен ли  главнокомандующий?  Обладает
ли он абсолютной самостоятельностью в своих действиях? Эти  два  вопроса
первостепенной важности прежде всего интересовали Наполеона.
   В данном случае на оба эти вопроса Наполеон, казалось  бы,  мог  дать
себе самый удовлетворительный ответ. У русских  только  один  настоящий,
хороший генерал Багратион, но он на вторых ролях. Хуже  Багратиона  Бен-
нигсен, "неспособный", говорил о нем Наполеон, Беннигсен, разбитый наго-
лову при Фридланде, но все-таки человек упорный и решительный,  доказав-
ший свою твердость не тем, что в свое время задушил Павла, но  тем,  как
стойко выдержал кровавый день под Эйлау. Но Беннигсен тоже на вторых ро-
лях. Кутузов? Наполеон, разбивший Кузутова под Аустерлицем, все-таки ни-
когда не презирал Кузутова, считая его хитрым и  осторожным  вождем.  Но
Кутузов не у дел. Главнокомандующего, Барклая де Толли, военного минист-
ра, для суждения о котором у Наполеона не было материала, он склонен был
считать не очень превышающим обычный уровень русских генералов,  которых
в массе Наполеон оценивал весьма не высоко. На второй вопрос  ответ  мог
быть дан еще более оптимистический. Никакого настоящего  единоначалия  в
русской армии не было, организация командования была ниже всякой  крити-
ки. Да и не могло быть иначе, потому что Александр был при армии и  вме-
шивался в распоряжения Барклая. Наполеон это хорошо знал, еще двигаясь к
Вильне, и иронически высказал это в самой Вильне генерал-адъютанту Бала-
шову, которого Александр послал в первый и последний раз предлагать  На-
полеону мир: "Что все они делают? В то время как Фуль  предлагает,  Арм-
фельд противоречит, Беннигсен рассматривает, Барклай, на которого возло-
жено исполнение, не знает, что заключить, и время проходит у них в ниче-
гонеделании!".
   Это место в рассказе Балашова о его беседе с  Наполеоном  заслуживает
полного доверия, потому что подтверждается и другими показаниями. В  об-
щем же записка русского министра  полиции  генерала  Балашова,  которого
Александр послал к Наполеону с предложением мира при первом  известии  о
переходе французов через Неман, напечатанная с рукописи Тьером в XIV то-
ме его "Истории Консульства и Империи" и почти дословно по тексту  Тьера
воспроизведенная в знаменитой высокохудожественной сцене "Войны и мира",
должна быть принимаема с большой осторожностью, особенно те  места,  где
Балашов будто бы намекнул Наполеону на Испанию и упомянул о Полтаве. Ми-
нистр русской полиции не блистал никогда безупречной правдивостью, и бо-
лее чем вероятно, что он присочинил  эти  свои  героические  намеки  уже
позднее. С этим  всегда  надо  считаться  историкам.  Есть  целая  книга
(Герстлетта), называющаяся "Остроумие на лестнице" (Der Treppen-witz der
Geschichte), специально посвященная таким позднее присочиненным остроум-
ным "историческим" словам и выходкам, которые на самом деле  никогда  не
происходили, но пришли в голову лишь  впоследствии,  когда  уже  человек
простился со своим собеседником и, "спускаясь  по  лестнице",  придумал,
как бы хорошо было сказать еще то-то и то-то. Во всяком случае, войдя  в
Вильну на четвертый день после перехода через Неман без  всякого  сопро-
тивления, встреченный  с  самым  верноподданническим  почтением  местной
польской знатью и зная подавляющее превосходство своих сил, Наполеон от-
ветил Балашову полным отказом, и более чем вероятно, что тон этого отка-
за был действительно резким и оскорбительным.
   В Вильне Наполеон пробыл полных 18 дней, и это  впоследствии  военные
историки считали одной из роковых его ошибок. Но и  в  Вильне,  как  еще
раньше в Дрездене, Наполеон поджидал подходившие к нему  новые  и  новые
армейские части. В общем из 685 тысяч человек, которыми располагал Напо-
леон для войны с Россией, 235 тысяч он должен был оставить пока во Фран-
ции и в вассальной Германии, а через границу переправил лишь  420  тысяч
человек. Но и эти 420 тысяч подходили и переправлялись лишь  постепенно.
Уже в Вильне Наполеону доложили о первой серьезной неприятности: о  мас-
совом падеже лошадей, для которых не хватало корма. Была к другая непри-
ятность: поляки в Литве и Белоруссии не  выставили  достаточных  военных
сил. Уже в Вильне Наполеон стал гораздо больше, чем при  переходе  через
границу, и несравненно больше, чем в Дрездене,  понимать  особенности  и
трудности затеянного дела. И это тотчас же отразилось на его политике: к
великому разочарованию поляков, он не присоединил к  Польше  Литвы  (под
Литвой подразумевались тогда Литва и Белоруссия),  а  создал  для  Литвы
особое временное управление. Это означало, что он не хочет предпринимать
ничего, что могло бы в данный момент помешать миру  с  Александром.  Уже
тут начала проявляться двойственность настроений и  планов  Наполеона  в
отношении исхода предпринятого им похода. По-видимому, он допускал,  что
война закончится полной покорностью Александра и превращением  России  в
послушного вассала, нужного для дальнейшей борьбы против Англии в  Евро-
пе, а может быть, и в Азии. По мере развития событий он склонялся больше
к тому, что война эта превратится просто в "политическую войну" - так  и
говорил он о ней немного спустя,-  войну  кабинетов,  как  выражались  в
XVIII в., в нечто вроде дипломатической дискуссии, продолжаемой при  по-
мощи нескольких "жестов оружием", после чего обе стороны приходят, нако-
нец, к какому-нибудь общему соглашению. Конечно, коренной  из  всех  его
ошибок была ошибка, происшедшая от полного незнания и непонимания  русс-
кого народа. Не только он, но и буквально никто в Европе  не  предвидел,
до каких высот героизма способен подняться  русский  народ,  когда  дело
идет о защите родины от наглого, ничем не вызванного вторжения. Никто не
предвидел, что русские крестьяне  обратят  весь  центр  своей  страны  в
сплошную выжженную пустыню, но ни за что не покорятся  завоевателю.  Все
это Наполеон узнал слишком поздно.
   По мере того как обнаруживались трудности затеянного  похода,  в  уме
Наполеона явно тускнело первое воззрение на эту войну и выдвигалось вто-