ни армия, ни даже многие в окружении императора не понимают,  зачем  ве-
дется эта трудная война с Россией, потому что из-за торговли английскими
товарами во владениях Александра воевать не стоило. Но для Наполеона та-
кое рассуждение было неприемлемо. Он усматривал в последовательно прове-
денном экономическом удушении Англии единственное средство  окончательно
обеспечить прочность существования  великой  созданной  им  монархии.  И
вместе с тем он ясно видел, что союз с Россией подламывается  не  только
вследствие разногласий из-за Польши и  не  только  из-за  беспокоящей  и
раздражающей Александра оккупации части прусских владений и захватов  на
севере Германии,- но прежде всего потому что Россия возлагает очень мно-
го надежд на Англию в будущем, как и Англия возлагает  свои  надежды  на
Россию. Но непосредственный удар нанести Англии  он  не  может.  Значит,
нужно ударить по России.
   Кровавый призрак новой колоссальной  вооруженной  борьбы  стал  поды-
маться на мировом горизонте.

   Глава XII РАЗРЫВ С РОССИЕЙ 1811-1812 гг.
   После Эрфурта Александр вернулся в Петербург еще с намерением поддер-
живать франко-русский союз и не выходить из фарватера наполеоновской по-
литики, по крайней мере в ближайшем будущем. Когда будет написана  науч-
ная и детальная социально-экономическая и  политическая  история  России
начала XIX в., тогда, вероятно,  будущий  исследователь  много  внимания
уделит и очень много страниц посвятит этим любопытным годам  от  Эрфурта
до нашествия Наполеона в 1812 г В  эти  четыре  года  мы  видим  сложную
борьбу враждебных социальных сил и  течений,  определивших  историческую
закономерность как появления фигуры Сперанского, так и его крушения.
   По-видимому, вопрос о введении некоторых реформ в управление Российс-
кой империи выдвигался достаточно  настойчиво  условиями  того  времени.
Толчков, способствовавших созданию необходимости реформы, было достаточ-
но: Аустерлиц, Фридланд, Тильзит. Но, с другой стороны, страшные пораже-
ния в двух больших войнах, которые велись Россией в 1805-1807 гг. против
Наполеона, окончились, что бы там ни говорилось  о  тильзитском  позоре,
сравнительно выгодным союзом со всемирным завоевателем и затем в  скором
времени приобретением огромной Финляндии. Значит, причин для очень  глу-
боких, коренных реформ, даже хотя бы для  таких,  какие  после  иенского
разгрома наметились для Пруссии, русский царь не усматривал. Тут и  при-
шелся необыкновенно кстати ко двору Сперанский. Умный, ловкий и осторож-
ный разночинец вернулся из Эрфурта, куда он ездил в свите Александра,  в
полном восторге от Наполеона. Крепостного права Сперанский  никак,  даже
отдаленно, не трогал - напротив, убедительно доказывал, что  оно  совсем
не рабство. Православной церкви тоже никак не трогал,- напротив, говорил
ей много комплиментов при всяком удобном случае. На какое-либо ограниче-
ние самодержавия он и подавно не только  не  посягал,  но,  наоборот,  в
царском абсолютизме видел главный рычаг затеянных им  преобразований.  А
преобразования эти как раз и были предназначены для того, чтобы обратить
рыхлую полувосточную деспотию, вотчину семьи Гольштейн-Готторпов,  прис-
воивших себе боярскую фамилию вымерших Романовых,  в  современное  евро-
пейское государство с правильно действующей бюрократией, с системой фор-
мальной законности, с организованным контролем над финансами и админист-
рацией, образованным и деловым личным составом чиновничества, с  превра-
щением губернаторов из сатрапов в префектов, словом, он  желал  насадить
на русской почве те же порядки, которые, по его представлению, преврати-
ли Францию в первую страну в мире. Сама по себе эта программа ничуть  не
противоречила мыслям, чувствам, желаниям Александра,  и  царь  несколько
лет подряд поддерживал своего любимца. Но и Александр и Сперанский расс-
читали без хозяина. Родовитая знать и  руководимый  ею  среднедворянский
слой учуяли врага, сколько бы он ни прикрывался умеренностью и  благона-
меренностью.  Они  поняли  инстинктом,  что  Сперанский  стремится  фео-
дально-абсолютистское  государство  сделать  буржуазно-абсолютистским  и
создать формы, которые по существу несовместимы с существовавшим в  Рос-
сии феодально-крепостным укладом и дворянским строем политического и об-
щественного быта.
   Дружной фалангой пошли они против Сперанского. Не случайно, а органи-
чески реформаторская работа Сперанского связывалась в их глазах  с  при-
верженностью руководящего министра к франко-русскому союзу, к  дружбе  с
военным диктатором Франции и Европы; не случайно, а органически  в  умах
русской знати ассоциировались попович, который вводит экзамены  для  чи-
новников и хочет вытеснить дворянство из государственной  машины,  чтобы
передать эту машину разночинцам, кутейникам и купцам, и французский  за-
воеватель, который разоряет это же  русское  дворянство  континентальной
блокадой и к которому на поклон ездил в "Эрфуртскую орду" царь со  своим
фаворитом. Какова была твердая линия  придворно-дворянской  оппозиции  в
Петербурге и Москве в 1808- 1812 гг., и эта оппозиция направлялась  оди-
наково резко и против внутренней и против внешней политики  царя  и  его
министра.
   Уже это обстоятельство лишало франко-русский союз должной  прочности.
В русских аристократических салонах порицали отнятие Финляндии у Швеции,
потому что это было сделано по желанию Наполеона, и не хотели даже полу-
чить Галицию, если для этого требовалось помогать в 1809 г. ненавистному
Бонапарту против Австрии. Всячески старались показать  холодность  фран-
цузскому послу в Петербурге Коленкуру, и чем ласковее и сердечнее был  с
ним царь, тем демонстративнее обнаруживали свою  неприязнь  аристократи-
ческие круги как "нового" Петербурга, так и особенно старой Москвы.
   Но с конца 1810 г. Александр перестал противиться этому  побеждающему
течению. Во-первых, тильзитские речи Наполеона о распространении русско-
го влияния на Востоке, в Турции, оказывались только словами, и это разо-
чаровывало Александра; во-вторых. Наполеон  все  не  выводил  войска  из
Пруссии и, главное, вел какую-то игру с поляками,  не  покидая  мысли  о
восстановлении Польши, что грозило целости русских границ и  отторжением
Литвы; в-третьих, протесты и неудовольствие Наполеона по поводу неиспол-
нения в точности условий континентальной блокады принимали очень  оскор-
бительные формы; в-четвертых, произвольные аннексии одним росчерком пера
целых государств, практикуемые Наполеоном так охотно в 1810-  1811  гг.,
беспокоили и раздражали Александра. Непомерное могущество Наполеона само
по себе висело вечной угрозой над его вассалами, а на  Александра  после
Тильзита смотрели (и он это знал) как  на  простого  вассала  Наполеона.
Иронизировали над маленькими подачками, которые Наполеон давал Александ-
ру и в 1807 г., "подарив" ему прусский Белосток, и в  1809  г.,  подарив
царю один австрийский округ на восточной (галицийской) границе;  говори-
ли, что Наполеон так обращается с Александром, как прежние русские  цари