- Мы с вами в этом споре можем стать похожими на Шемси-эфенди. Умоляю
вас, ваше величество, не подпускайте  этот  наполненный  пустословием  и
глупостью мешок к вашему царственному сыну! Разве  вата  и  огонь  могут
быть вместе?
   - Хорошо, я подумаю над этим.
   - О, мой  повелитель,  не  думайте  долго,  сделайте  это  для  вашей
маленькой Хуррем. Для счастья и мудрости нашего сына. Умоляю вас.
   Сулейман скупо усмехнулся.
   - Если он тебе не по нраву... Согласен. Мы отстраним его.
   Хуррем поцеловала своего повелителя в щеку, потом в  лоб,  припала  к
нему  всем  телом.  Он  охотно  принимал  ее  ласки.  Была  единственным
человеком,  которому  дано  было   пробудить   в   султане   человечное,
приближаясь к нему на расстояние, для всех других угрожающее и  опасное.
Другие как наивысшую милость принимали право целовать полу  его  одеяния
или рукав, только великий муфтий был удостоин  чести  целовать  воротник
падишаха.
   Мехмед ибн-Ибрагим был великим муфтием еще при султане  Баязиде,  для
которого он составил книгу законов "Слияние морей", - она еще  и  теперь
считалась непревзойденной, ибо сказано  было  в  той  книге,  что  особа
султана является местом слияния двух морей - царства и знания - и местом
восхода двух светил - смелости и  кротости.  Высокое  уважение  заслужил
ибн-Ибрагим и у султана Селима. Однажды, разгневанный неправедным  судом
султана, муфтий взял корзину, сложил в нее все свои  книги  и,  придя  к
Селиму, твердо указал ему на незаконность его  решения.  За  это  муфтия
прозвали Зембилли - Корзина. Как-то Селим, проезжая по улицам  Стамбула,
пропустил муфтия  вперед,  и  конь  Зембилли  швырял  копытами  грязь  и
забрызгал джюббе султану. Селим завещал положить на его гробницу одежду,
освященную грязью муфтиева коня. Еще завещал он положить  ему  в  головы
ларец с фетвами   муфтия,
который руководил его поступками, а  в  ногах  шкатулку  с  шахматами  и
нардами персидского шаха Исмаила: мол,  буду  топтать,  воскреснув,  все
мирские утехи.
   Можно сказать, что Зембилли перешел в  наследство  Сулейману  от  его
деда и отца, и наследством этим молодой султан немало дорожил,  во  всем
прислушивался к  советам  старого  мудреца.  Поэтому  когда  муфтий  при
великом визире Ибрагиме попросил султана выслушать его, Сулейман  кивнул
почтительно и  не  прикрыл  глаза  веками,  как  это  привык  делать,  а
уважительно смотрел на Зембилли.  Муфтий  любил  высказывания  пышные  и
запутанные, но тут уж не было выхода, приходилось слушать терпеливо и до
конца, и уж если мог слушать сам султан, то его великому визирю, как  бы
насмешливо он ни поглядывал на Зембилли, тоже приходилось  прикидываться
внимательным и даже восхищенным.
   - Большой львенок, - степенно молвил муфтий, - перл венца  царства  и
могущества, жемчужина небосвода величия и владычества,  хозяин  колыбели
величия,  преемник  султанского   величия   и   благополучия,   великий,
могущественный  Мехмед,  который  является  младшим   из   сыновей   его
султанского величества, могущественного, как судьба...
   Ибрагим с  любопытством  смотрел  на  длинную  жилистую  шею  старого
Зембилли, словно бы хотел проследить, как извлекаются из нее эти  пышные
слова, ибо такие слова, считал он,  должны  рождаться  только  где-то  в
желудке или в печени, но отнюдь не в голове. А муфтий между тем, понятия
не имея, что за  ним  могут  наблюдать  с  такими  нечестивыми  мыслями,
упоенный   собственным   красноречием,   продолжал   неутомимо    плести
химерическую сеть своего пышнословия:
   - Ныне он младенец, правитель  престола  колыбели  счастья,  и  имеет
честь пребывать в пышной недоступности славного гарема, и в силу  судьбы
он скачет на резвом коне по полю блаженства и  неведения,  да  продолжит
аллах  всевышний  навеки  тень  его.  И  чтобы  драгоценное  время  было
распределено и ни одна минута не была утрачена  из  того,  что  подобает
такому величественному  лицу,  мы  послали  для  наследника  султанского
величия нашего раба Шемси-эфенди,  мудрого  улема,  бедного  чалмоносца,
выбранного  священной  матерью  падишаха,  Высокой  Колыбелью,  ибо  как
сказано  в  хадисе:  "Рай  под  стопами  матерей".  Еще   сказано:   "Мы
распределили, и как прекрасны распределяющие". Но  глаза  нашего  разума
были поражены, когда дошла до нас весть об устранении Шемси-эфенди.  Как
сказано: "И  вывели  Мы  их  из  садов,  и  источников,  и  сокровищ,  и
благородного положения". Но пока не появилось то, что не появилось, и не
вышло то, что не выходило, я бросился  к  могущественному  султану,  ибо
сказано: "Если кто заступится добрым заступничеством, мы ближе  к  нему,
чем шейная артерия", да продлит аллах знания султана и щедрость его.
   Сулейман выслушал муфтия не прерывая, потом долго молчал, прежде  чем
сказал:
   - Мы подумали и решили отстранить Шемси-эфенди, ибо  для  султанского
сына подобает иной наставник - моложе и искуснее в знаниях.
   - Если имеешь дерзость к царям, поскорби, видя  обиженных,  -  поднял
руки кверху Зембилли. - Мы пришли к вам с истиной, но большинство из вас
ненавидит  истину.  Мы  дали  вам  наставника,   возвышенно   мыслящего,
исполненного похвальных свойств и добродетелей, и если  кто  вынес  ногу
неправосудия  за  пределы  своего  ковра,   то   следует   присмотреться
внимательно, не хочет ли он разметать основу строения вашей пышности  по
ветру небытия  и  не  "желает  ли  извести  вас  из  вашей  земли  своим
колдовством".
   Лицо султана омрачилось. За намеками муфтия стояла такая непробиваемо
темная   сила,   что   против   нее   не   отважился   выступить    даже
всемогущественный властелин, к тому же еще и причин для спора с  муфтием
не было, в конце концов, этого Шемси-эфенди можно испытать в присутствии
муфтия, и если тот наставник и впрямь глуп  и  ограничен,  показать  это
Зембилли, а если Хуррем ошиблась, попытаться убедить ее  отступиться  от
намерения во что бы то ни стало сменить воспитателя маленького Мехмеда.
   - Над этим надо подумать, - спокойно произнес Сулейман.
   Муфтий выходил  из  султановых  покоев  с  высоко  поднятой  головой,
распрямившийся,  гордый.  Ибрагим,  почтительно  сопровождавший  его  до
двери, казался рядом со старым Зембилли маленьким, худощавым подростком.
Султан смотрел вслед муфтию долго и тяжело, как это умел  делать  только
он. В памяти почему-то всплыли слова:  "...если  вода  ваша  окажется  в
глубине, кто придет к вам с водой ключевой?"
   Кто придет к вам с водой ключевой?
   Слова эти он повторил,  когда  пришел  к  Хуррем,  сопровождаемый  по
гарему невозмутимым, молчаливым кизляр-агой, этим загадочным  человеком,
служившим одновременно и султану, и валиде,  но  никому  в  отдельности,